Крик с вершины

«Кого же ему в помощники дали? Хорошо бы человека работящего, понимающего… — Он садится на полу плаща. Можно малость передохнуть, отдышаться. — Как хорошо-то!.. Заодно и ягненка пока под дерево положить… где посуше. Вот хотя бы под это, что ли?.. Да-а, дурная голова ногам покоя не дает — с самого утра не присел ни разу… Во-от, здесь тебе, глупыш, будет в самый раз. А ты, овечка, знай свое дело — вылизывай детеныша. Он быстрее на ноги встанет. Хорошенько лижи, хорошенько! Нынче тебе полегче будет, не то что в прошлом году: двоих ненасытных обжор выкормила…»

Калап закрывает глаза, подставляет лицо под теплые лучи солнца.

«Вот и началось самое главное — окот. Хоть бы обошлось. Помоги, Алтай-батюшка! Горы мои, горы! И вы помогите выдержать, вытерпеть… Все будет, как надо, — не впервой. Вот бы получить сто от ста! Не меньше! Мотоцикл нужен. „Урал“. Год этот не простой — конец пятилетки. Значит, премии раздавать будут, ордена, медали… Эх, Калап-Калап! О чем размечтался? И не совестно? Разве в этом дело? Имя свое сохранить — вот что важнее всего. Доказать, что ты не хуже других…»

Совсем близко — голос сакманщика:

— Вперед, вперед, курдюки-бурдюки!

Затрещали кусты.

«Да это Тукпаш! — узнал Калап. — Который книжки пишет. Прислали же!.. Другого не нашлось. Он в позапрошлом году у Мыйыксу сакманил. Чуть не все ягнята у них тогда пали. Ну, Тукпаш-то, может, и ни при чем. Зачем лишнее наговаривать на человека. Хоть его в помощники дали — все-таки не один. Как это майор Бибик говорил? „На безрыбье и жук мясо!“ А книги Тукпаша — что? И я бы смог. Про что он пишет? Все про нашу жизнь. Было бы только время и желание…»

А вот и сам Тукпаш с суковатой палкой в руке вышел из-за вековой красной лиственницы. Длинный, поджарый, слегка сутулый, в очках. Раскраснелся, вспотел.

Месяц назад Калап слышал по радио, что Тукпаш куда-то уехал по своим литературным делам. Значит, вернулся, коли тут оказался. Лицо-то у него какое стало — белее бумаги. У рыжих кожа и без того белая, а уж этот такой весь нежный, сквозь кожу все синенькие жилки просвечивают. Чистенький. Фуфайка и хлопчатобумажные брюки в заплатах, но только что выстиранные, будто еще мылом пахнут.

— Э-ээ, — машет ему рукой Калап. — Идите сюда! Ко мне вас послали, да? Как в ссылку? На воспитание?

Тукпаш шутки понимает.

— Почти что так. Разница лишь в том, что сам пожелал. Здравствуйте! Ну, что нового у вас?

— Какие тут новости…

— В деревне тоже ничего не случилось. Работа и работа… — Тукпаш садится напротив Калапа. Сразу видно, что давно не сидел на земле, позабыл, как подгибать длинные ноги-ходули в кирзовых сапожищах. — Никого нет сейчас в деревне. Кто в поле, кто на чабанских стоянках.

— Как добрались?

— На красной «Волге» председателя. Вам флягу керосина привезли.

— Поня-ятно! Когда прижало, председатель готов хоть самолетом на работу возить. А сюда почему пешком пришли? Надо было Гнедого взять.

— На нем Сакылта воду возит.

— Фу, позабыл!.. — Калап приглаживает торчащие на макушке волосы, но они не ложатся. — Беда с этой водой… Из Карасу возим — такую даль. А кочки там по дороге — не то что воду довезти, не расплескать, голову бы не оторвало… Ну, вот что. Вы оставайтесь, а я съезжу хоть чай попью. С самого рассвета тут чертомелю. Смотрите: овец далеко не отпускайте. После их с ягнятами не соберешь. Они скоро через перевал Устугы-Арт к речке побегут. Постарайтесь раньше их к водопою поспеть. Там овцы Мыйыксу могут быть. А если через Алтыгы-Арт отара пойдет, то спустится на Круглое поле — того не лучше, с овцами Седорко смешается. А про Седорко не вам рассказывать… Да, вот ещё. Вон — под березой — Чернуха лохматая. За ней следите. Она — вожак. Их, таких черных, шесть. Если они здесь, значит, отара цела. Ну, вот и все… Значит, поработаем, повоюем?

— Конечно, — Тукпаш наклоняет острую голову. — А в Сары-Чете у Комургая уже больше двухсот окотилось.

— Поехал я. Надо ворота в загоне починить. Ночью бык с дойной фермы заявился — чтоб его волки съели! Комолый, а ворота своротил. — Калап легко вспрыгнул в седло. — Пока овцы не наедятся, будут рыскать. Побегать вам придется…

Он стороной объехал отару и скрылся за деревьями.

Тукпаш остался один. На тропе снова показался Калап, и Тукпаш невольно залюбовался им: так ладно, свободно держался он на коне. Даже грубый, вылинявший от дождей и ветров плащ, мохнатая сурочья шапка и сапоги на толстой подошве не утяжеляли всадника.

А лицо будто из меди вычеканено.

— Вот ты и дома… — Тукпаш потянулся до хруста в костях. — Будто в сказку, вернулся из пыльных, грохочущих городов. Будто в детство свое. Дыши — не надышишься! Воздух-то какой! И смолой пахнет, и первой зеленью… Месяц — не меньше — в такой благодати! Целый месяц не сидеть за столом, не держать ручку…