Крик (СИ)

— Я не помню, — этот поворот беседы мне совсем не нравился. Во-первых, я сам такого в себе не подозревал, а во-вторых если это правда что-то мне не кажется, что меня за это по головке погладят.

— В смысле?

— Я не помню большой период своей жизни — потеря памяти. — решил я рассказать урезанный и переделанный фрагмент своей биографии, — долго скитался, пока на деревеньку, в которой я тогда жил не напали повстанцы, от контузии я вспомнил где вырос и родителей, в общем кусочек из детства. С большим трудом нашел тот дом. Оказалось, что отец давно погиб. Мать помогла восстановить документы и посоветовала устроится лаборантом. Я не помню результатов своих тестов по профессии и кем был после этого. У меня из жизни нет серьёзного куска воспоминаний. Так что меня это не сильно заботило. Просто хотелось спокойно жить и приносить пользу Обществу.

Ибрагим кивнул, хитро на меня посматривая:

— Ну что ж, примем за правду, но раз такой сноровисты то получишь в ведение отряд. Как показывает сегодняшняя практика, уменье не пропьёшь.

Я потом не раз себя корил, что так расслабился и показал на что способен. Хотя откровенно говоря я не ожидал от самого себя такой прыти, сказалось, то, что с того момента как я себя помнил мне по серьёзному не приходилось держать в руках оружия или с кем-то вступать в схватку. Но сделанного не воротишь, не прошло и недели как оседлая жизнь закончилась, и наша база двинулась «на встречу к приключениям» как я это назвал, болтая с сослуживцами, а ещё через неделю мой отряд направили на первую вылазку, хотя отрядом это было назвать трудно, желторотые мальчишки, которые и оружие с трудом то держали. Мне каждого из них хотелось пристукнуть, потому что по лесу они шли или раззявив рты и ловя мух, или трендели так, что и слышно их было за версту, мои окрики, точнее злобное шипение, спасало ситуацию на считанные минуты, а потом начиналось всё снова-здорово. Не удивительно, что повстанцы нас нашли, не успев мы и часу отойти от базы.

Бой был жестокий и кровопролитный. После, я старательно загнал воспоминания поглубже, иначе от них хотелось выть и кидаться на ближайшие деревья. Из пятнадцати человек «разведчиков» живы остались трое. Я и ещё два мальчишки, которых я, прикрывая, вывел обратно. Самому досталось не сильно, синяки да ссадины, жить буду, только хромать начал на правую ногу. Вроде в драке попали по ней не сильно, но слушаться она стала плохо. Но вот смерть каждого вверенного пацана, я был уверен, лежала на моей совести. Не уберёг, не предупредил. И плевать, что тренировал и готовил их не я. Я командир и несу ответственность за каждого.

— Вернулся? Это хорошо, — во все тридцать два зуба улыбнулся Ибрагим, — мальчишек жалко, но без этого никак, — бросил он и ушел из лазарета.

Я сжал зубу так, что они заскрипели. Что это было? Проверка? Меня? Ценой дюжины жизней? Он что думал, я сбегу к повстанцам не успев покинуть периметр базы? Детский сад какой-то. Я вышел из палатки и сел, устало привалившись спиной к брезентовой стене.

— Ну что там? — осведомился незнакомый солдат, сидящий поодаль и чистящий своё оружие.

— Лес, — сквозь зубы пробормотал я.

— Знамо лес, — ухмыльнулся собеседник, — здесь везде лес. Тренированные собаки, да?

— Да нет, обычные. Это мы как на прогулке в яслях были, — железная хватка сжимавшая горло стала отпускать, разговор помогал, не сильно, но помогал, — твою ж мать, — я шарахнул кулаком по земле. — ещё пару дней назад их обнимали матери, любимые, а теперь их нет. Просто нет. Лежат там, — я неопределённо махнул рукой назад, — лежат на прелой траве, глядя пустыми глазами в небо…

— Ну, далеко не всех перед армией обнимают родные, да любимые, — я непонимающе вскинул глаза, — это только рожденных отпускают домой, «набраться патриотизма», им необходимо знать за что ты воюешь, кого защищаешь. У выращенных такой потребности нет, у них цель, профессия. Им командир — мама родная. Психологический ход, — лениво протянул мужчина.

— Ещё лучше, — пробормотал я.

— Не принимай близко к сердцу. Их, таких вот, глупых трупов, ещё много будет, на всех ни спины, ни сердца не хватит. Спиной ведь, тех кого привел, прикрывал? А они б тебя бросили. А если б раненого нашли, в Лагерь сдали, — он сорвал травинку и засунул в рот, — запомни совет, здесь ты, пушечное мясо, никому не нужное и никто своей жизнью ради тебя жертвовать не будет. Человек человеку — волк.

— Если ты никого прикрывать не будешь, кто же прикроет тебя? — немного ошарашено пробормотал я.

— Почему не буду? Буду. Тебя вот буду, потому что ты, что бы я тебе не говорил, всё равно ринешься меня прикрывать. Я на своём веку, таких дураков как ты, много перевидал. Правда, большинства из них, нету уж, но это лирика.

Я лишь моргал, пытаясь переварить услышанное.

— Пойдём, — поднялся мужчина. Я послушно встал и пошел за ним.

Ходили мы не долго, зайдя за палатки, мой провожатый устроился прямо на траве, прислонившись спиной к огромному стволу, я сел рядом. Мужчина достал сначала один пузырёк и открыл его, в нос ударил едкий аромат.