— Мой Егор давно на повышение просится. На рефрижератор.
— А это разве повышение? — удивленно спросил Павел.
— Конечно. Рефрижератор — это ведь что? Холодильник на колесах. А в холодильнике что главное? Лед. А лед — это что? Это вода замерзшая. А на такой воде какие деньги делают, знаешь? Большие деньги делают.
— Как?
— А так. Рыбу сухую заморозить — один вес, с водой — совсем другой вес. Больше сдашь — больше получишь. Больше получишь — лучше жить будешь. Нравится?
— Не очень.
Арцеулов хмыкнул, но промолчал.
Уже во вторник Павел сел за баранку новехонькой черной «Волги». Рабочие его дни были ненормированы и неравномерны. То Арцеулов с утра до ночи носился по объектам и мероприятиям, возил с собой разный народ, в том числе и иностранцев — в таких случрх Павел выступал еще и в роли переводчика. То наоборот, с самого утра заседал в кабинете, отпускал Павла до вечера и страшно удивлялся, что Павел в такие дни не выезжал на отхожий промысел, а сидел себе где-нибудь в уголочке, а то и прямо в машине и спокойно читал книжку.
— Странный ты все-таки, — говорил он с легкой примесью уважения. — А еще Розен.
Иногда приходилось работать ночами, загружать из пакгаузов какие-то тюки, коробки, отвозить к Арцеулову на дачу, что-то забирать оттуда. В такие ночи Павел старался внушать себе, что все это происходит не с ним, но потом на душе долго оставался грязный осадок. Несколько раз он находил в машине конверты с деньгами — от ста до двухсот рублей — и всякий раз пытался возвратить их Арцеулову, но тот отнекивался и говорил, что деньги не его.
После одной такой ночи Павел не выдержал:
— Константин Заурович, не могу я так больше. Отпустите.
Арцеулов прекрасно понял, о каком «так» говорит Павел, нахмурился:
— Не пойму я тебя, Паша. Почему не хочешь жить, как все? Газет, наверное, много читаешь?
Газет Павел как раз не читал вообще, разве что прогноз погоды и изредка программу телепередач. Бессмысленные передовицы, трескотня победных реляций с трудовых фронтов, маниакально-монотонные обличения загнивающего капитализма — это все было ему нестерпимо скучно и казалось бесконечно далеким от реальной жизни. Но теперь, впервые поварившись на «народнохозяйственном объекте», он начал понимать, что вся газетная и прочая демагогия, наоборот, неотрывна от жизни, как неотрывны друг от друга две стороны медали. В ситуации тотальной лжи патетические бичевания «отдельных пережитков» и филиппики в адрес несунов, расхитителей и спекулянтов оборачивались идеологическим обеспечением тотального воровства, а тотальное воровство, существующее как бы вопреки официальным доктринам, обеспечивало этим доктринам реальную экономическую основу. А вместе они выстраивались в систему координат, в которой ему, Павлу Чернову, ныне Розену, не было места.
В феврале он сдал казенную «Волгу» упитанному юноше с вороватыми глазками и устроился преподавать физику на курсах штурманов. А в апреле под откровенно фальшивые завывания идеологических баныпи скончался очередной генсек и последний «руководитель ленинского типа», не уважаемый даже самыми твердолобыми ортодоксами, и у всего соцлагеря объявился новый начальник, ошеломивший всех молодостью, хрущевской манерой поддерживать шляпу ушами и умением долго и складно говорить без бумажки. Некоторое время население оторопело наблюдало, как новый лидер запросто, словно гоголевский квартальный, «деспоти-рует с народом дезабилье», и вслушивалось в каждое слово, слетевшее с высочайших уст, но потом быстро смекнуло, что слова эти хоть и свиваются в законченные фразы, но смысла никакого не несут, а стало быть, можно спокойно отправляться доворовывать то, что еще не успели.
В этот-то оторопелый промежуток Павел и начал время от времени заглядывать в газеты.
Павел сидел в крохотном читальном зальчике и перелистывал подшивку «Ленинградской правды» — газеты в библиотеку поступали из разных точек Союза, хотя и с опозданием. Он коротал время, ожидая, пока библиотекарша, высокая сухопарая старуха с пронзительными черными глазами, наберет по его списку необходимые справочники и пособия. Через неделю начинались занятия с летними, ускоренными группами, и нужно было внести кое-какие изменения в курс.
Глаза его скользили по полосам, выхватывая то фотографии знакомых мест, то фамилии, памятные по прошлой жизни. Исаакиевский собор в ограде лесов, Стрелка с птичьего полета, на симпозиуме выступил член-корреспондент АН СССР А. Ю. Кухаренко, Ленинградский областной комитет КПСС с глубоким прискорбием сообщает...
На 69-м году жизни, после тяжелой, продолжительной болезни...
Павел резко встал, опрокинув стул. Он опоздал на тридцать семь дней. Но на сорок не опоздает.