Крик ворона

– Ну-ка, посмотри, кто там пришел? Нюточка подняла голову, вприпрыжку подскакала к ним и бросилась на шею отцу.

– Папочка! А что ты мне привез?

– Изюмчику, как просила. Печенья. Собачку.

И еще вот… – Он поставил дочку на землю и показал на Таню.

– Тетя мама! – радостно сказала Нюточка. – Ты насовсем приехала?

– А тебе как хочется?

– Насовсем, конечно. Одни мужики в доме – это так скучно!

Таня с Павлом дружно расхохотались, а Нюточка схватила Таню за руки и запрыгала, приговаривая:

– Выше! Выше!

Таня послушно поднимала руки и между делом разглядывала Нюточку. Высокая, крепенькая, черноволосая. Круглая симпатичная мордашка, перепачканная землей. Нежная кожица, чуть тронутая весенним солнышком. Бэрримор отчаянно лаял, требуя внимания и к себе.

– Ну, хватит! – сказал Павел. – Потом еще попрыгаешь. Тетя мама устала.

– А с собачкой можно поиграть? – спросила Нюточка, лукаво глядя на Таню.

– Можно. Он не кусается. Его зовут Бэрримор.

Нюточка выпустила Танины руки, подхватила извиваю-щегося Бэрримора и помчалась на огород, громко вопя:

– Деда! Деда! Тетя мама Беломора привезла!

К ним, вытирая руки о фартук, подошел Дмитрий Дормидонтович. Пожав руку Павлу, он остановился перед Таней и склонил голову набок.

– Ну, здравствуй, черно-бурая, – сказал он. —

В гости или как?

– Или как, – четко сказал Павел.

– Ну, дай Бог. – Дмитрий Дормидонтович пожал плечами и возвратился на огород.

– Ты не думай, что он не рад тебе, – поспешно сказал Павел. – Это он после болезни такой.

– Да, ты говорил… Ты покажи, где тут переодеться можно. Грядка скучает по умелым рукам.

– Давай лучше чайку сначала.

Они поднялись в аккуратный бревенчатый домик, чем-то напоминавший Дмитрия Дормидонтовича…

С дачи они вернулись втроем – Нюточка увязалась вместе с папой и Таней, которая из «тети мамы» быстро стала просто «мамой» и теперь с удовольствием пела Нюточке колыбельные.

В двадцатых числах зарядили дожди, и с дачи вернулся Дмитрий Дормидонтович. Если он и обратил внимание на перестановку и прочие реформы, начатые Таней в их прежде сугубо мужском хозяйстве, то ничем этого не показал. Сунул ноги в новые шлепанцы, рассеянно потрепал по холке сунувшегося лизаться Беломора – бывшего Бэрримора, – прошел по вычищенному ковру, облачился в подштопанный халат, покушал домашних голубцов, принял стакан с чаем, заваренным по-новому, включил телевизор с начисто протертым экраном. Будто так оно было всегда, и иначе быть не должно. И за это Таня была ему бесконечно благодарна.

Утром Павел уходил в институт, Таня отводила Нюточку в детский сад (там и ее, и Беломора начали узнавать со второго дня), днем отправлялась по магазинам, занималась хозяйством, а потом уезжала на свою работу. Слава Богу, в мае не было репетиций – старую программу решено было катать до осени. Дмитрий Дормидонтович каждый солнечный день проводил на участке, а в непогоду сидел у себя в кабинете, «читая литературу», или возился в гараже с машиной.

В первую пятницу июня Дмитрий Дормидонтович собрался везти Нюточку и Беломора на дачу – Павел, естественно, предпочел остаться с Таней, которая ехать не могла. Но с утра закапал противный слепой дождичек, и поездку пришлось отменить. Нюточку отвели в садик, Таня пошла по делам. Старик слонялся по квартире какой-то особенно угрюмый, а когда вернулся с работы Павел, встретил его в прихожей и попросил в гостиную.

Сидя напротив сына, Дмитрий Дормидонтович весомо сказал:

– Вы с Татьяной, я смотрю, будто век женаты.

– А что? – Павел насторожился.

– А то. Во все пазы вы друг другу входите, гладко, плотно, без вихляния. Никакой рихтовки, подгонки не требуется. Такое не каждому в жизни дается, ох не каждому… Это, знаешь, судьба. Да и Нюта вон с одного взгляда мать в ней признала. Ты хоть заметил, как они меж собой похожи?

– Кто?

– Близорукий ты человек, Пашка, честное слово… Все уже заметили, соседи и по даче и по дому, воспитательницы в садике. Меня вон даже старушки на лавочке спрашивали, где это мамаша так долго пропадала… Что отвечать-то?

– Это… В смысле, Таня с Нютой похожи?

– Как две капельки. Только глаза разного колера. Такая вот, брат, игра природы.

– Надо же, а я и не заметил!

– Теперь замечай… В дела ваши я мешаться не собираюсь, люди вы взрослые, да и доктор не велит. Только я так скажу тебе, Павел, – если вы так себе, развлечься решили, то ищи себе другой предмет, да и она пусть тоже… подальше где-нибудь. Если друг другу добра не хотите, о ребенке подумайте. Когда еще она мать-то готовую найдет?

– Что ты говоришь? Какое развлечься?

– А коли серьезно у вас, так давайте расписывайтесь как люди. А то по закону ты, Павел Дмитриевич, получается, сожительствуешь с чужой женой…

– Отец, ты сам сказал – мы люди взрослые. Не беспокойся ты о нашем моральном облике. На парткоме меня разбирать не будут – не те времена…

– Дурак ты, Пашка! При чем здесь партком… Хотя и партком, конечно… Главное-то не в этом.

– А в чем? В штампике? Другие без штампика прекрасно живут.

– Вы не другие… Случись со мной чего – вас вдвоем с Нюточкой вмиг из этой квартиры попросят.

А втроем, тем более вчетвером…