Крики прошлого

— Да ничего, все нормально, — отмахнувшись рукой, соврала Мария.

— Да бросьте, я же вижу, что Вас что-то тревожит. Думаю, после того, как я столько всего Вам рассказал, Вы можете мне доверять.

— Ну… — неуверенно протянула медсестра, — У нас в больнице недавно произошла трагедия — умер дедушка, и я никак не могу прийти в себя после его смерти.

— Он был Вашим пациентом? — искренне поинтересовался мужчина.

— Нет, я ухаживаю только за Вашим сыном и присматриваю за остальными во время ночного дежурства. Но Иван Петрович лечился у нас уже очень давно, и его знали все работники больницы без исключения.

— Иван Петрович, так звали дедушку?

— Да, — опустив голову, девушка продолжила говорить. — Понимаете, из всех, кого я помню, он был единственным человеком, который не хотел возвращаться домой. Он даже специально придумывал себе болезни и платил большие деньги, только бы остаться у нас. Представляете? — Виктор утвердительно кивнул и слушал дальше. — Он был очень добрым и славным дедушкой.

— У него не было семьи?

— В том то и дело: у него было двое детей, но они ни разу не навестили его с того момента, как он написал на них завещание. Он был богат, имел детей и все же был ужасно одиноким, раз чувствовал себя лучше в больнице, чем дома. Это ужасная трагедия — чувствовать себя ненужным! Живя здесь, думаю, он ощущал себя старой, использованной вещью, место которой уже давно на помойке. И он все ждал, когда же придет его время, когда же его можно будет выбросить. Но не дождался… Вчера, когда я была дома, он вышел на крышу больницы и спрыгнул вниз головой, — на глазах девушки стали наворачиваться слезы, и Виктор подсел ближе, чтобы можно было обнять ее и по-отцовски утешить, как родную дочь. Так, как ему раньше не доводилось. — И если бы я была в эту ночь здесь, в больнице, я бы не позволила ему так поступить с собой! Я бы спасла его, понимаете?

— Понимаю. Но, думаю, Вы бы спасли его вчера, а завтра он все-таки спрыгнул бы. Это детей можно остановить и вразумить, что есть хорошо и как будет правильно, но он, ведь, не ребенок и не подросток с неокрепшим мировосприятием. Он был взрослым, состоявшимся человеком. Это было его решение, и я уверен — оно не было спонтанным. Вы, конечно, видели, как он жил, но, слава Богу, Вы не можете понять его чувства, — Виктор понимал, что говорит недостаточно деликатно, но по-другому он не мог. Однако, она ведь с ним всегда была очень мягкой и аккуратной в словах, поэтому он решил немного разбавить свою речь. — Если все так, как Вы рассказали, я могу его понять, и, уверен, что теперь он в лучшем мире и не чувствует себя одиноким.

— Вы правда так думаете? — глядя Виктору пряма в глаза, Мария, словно маленькая девочка, ждала от него утешения. Ей было нужно, что бы ей, как ребенку, который впервые знакомится со смертью, объяснили, почему так вышло и что же такое уход в вечность. Убедили или даже обманули, что все так, как и должно быть. — Но он был верующим человеком. Он не мог не знать, что суицид — не простительный грех по всем канонам.

— Знаешь, — Виктор впервые перешел на «ты». — Пусть Бог его и судит. Ведь только Ему и ведомо, что творилось в душе бедного старика. К тому же, Он ведь жизнь Свою за нас отдал, не думаю, что Он будет слишком суров к тому, кому сильно захотелось с ним повидаться, — Виктор ненадолго замолчал, предавшись своим внутренним раздумьям. — К тому же, Христос сам ведь пошел на смерть. Он сам решил умереть и быть распятым, да, за нас, принеся Себя в жертву, но ведь Сам. Вот и Иван Петрович, может, тоже принес себя в жертву, чтобы больше не смущать своих детей. Ведь то, что они его больше не любят, не значит, что он не ждет их. Может, он все ждал, когда же они вспомнят, что он есть и любит их… Но, не дождавшись, решил, что так для них будет лучше. И умер он не для себя, понимаешь? Так что, я думаю, в поступке Ивана Петровича тоже не все однозначно.

— Наверно, Вы правы, — слова Виктора, действительно, подействовали, и девушка смогла успокоиться.

— Маша, давайте все-таки на «ты». К тому же Вы уже знаете столько всего обо мне, что с моей стороны будет просто неприлично и дальше принуждать Вас обращаться ко мне на «Вы». Я прошу, — это не было бестактностью с его стороны. Дело в том, что Виктор Романович был убежден: официальный тон показатель не столько уважения, сколько недоверия.

— Хорошо, я только рада, — теперь девушка уже откровенно улыбалась.

— Уже, наверное, поздно. Может, перенесем на завтра продолжение рассказа, а ты сможешь отдохнуть? Что скажешь?

— Нет, я бы хотела продолжить сегодня. Если ты сам, конечно, не устал. Я-то все понимаю, тебе ведь уже не двадцать лет…

— Вы гляньте, да у дамочки есть чувство юмора? Да я сейчас кофе выпью и хоть до утра могу не спать!

— Ну, вот и договорились: я сделаю нам кофе, а ты продолжай рассказ.

Сказать, что Виктор был удивлен увидеть Филиппа, не сказать ничего. От приятного потрясения юноша не мог больше произнести и слова.