Честно говоря, Игнатьев в первые два или три дня практически не просыхал. Как-то у них так получилось, что перебрали с Сергеем в первый день, выпивая за встречу, наутро Игнатьев похмелился, а похмелье плавно перешло в пьянку. Это потом он спохватился и взял себя в руки.
Дверь неожиданно открылась, и на пороге вырос сам старший следователь Пугачев. Он несколько секунд постоял, потом решительно велел:
– Игнатьев, подождите, пожалуйста, в коридоре.
Это было как-то странно. Игнатьев посмотрел на Черемисова, потом вспомнил, что Пугачев тут главный. Он встал и молча вышел в коридор. Сержантов, которые его привезли, не было. В коридоре вообще было пусто. «Может, взять и уйти, – подумал Игнатьев. – Хотя нет, что-то интересное назревает».
Опять открылась дверь. Пугачев вышел и пригласил Игнатьева следовать за ним. Именно пригласил, это Зосима Иванович уловил в интонации пожилого следователя очень хорошо.
В кабинете Пугачев предложил сесть, а сам подошел к окну и стал открывать створки. Теперь движения следователя стали не такими решительными и стремительными. Скорее вялыми.
– Курите, если хотите, – предложил Пугачев, стоя лицом к окну и глядя на улицу.
– Покурить я мог и на улице. Около вокзала. А вообще-то я там собирался пообедать, когда меня схватили и поволокли сюда.
– Что, в самом деле? – хмуро спросил Пугачев.
– Нет, шучу я, – махнул рукой Игнатьев. – Юмор у меня в последнее время стал такой. И шутить все время тянет от веселой жизни.
– Не обижайтесь, Зосима Иванович, – сказал Пугачев простецки. – Вы же сами в прошлом полицейский, прекрасно знаете, что во время расследования подозрения часто падают на невинных людей. И приходится идти на некоторое ущемление их гражданских прав ради поиска настоящего преступника. А как быть? Мы же не машины, мы можем ошибаться, можем заподозрить на эмоциональном уровне, можем не сразу правильно оценить те факты, которые получили. Это неизбежно.
– А на эмоциональном уровне я похож на убийцу своих родственников? А хоть какой-то мало-мальски приемлемый мотив преступления вы придумали? Так чего же все сбрасывать на издержки производства. И я вам тысячу раз говорил: давайте поможем друг другу в расследовании…
В кармане у Игнатьева зазвонил мобильный. Злой на всех, он не стал даже извиняться или просить разрешения ответить на звонок.
– Да, слушаю.
– Зосима Иванович, а вы где? Пардон, не представился. Это Ионов звонит.
– А! Рад слышать, – с сарказмом ответил Игнатьев. – Я, знаете ли, уже далеко. Сорвалось у нас все с вами по причинам, от меня не зависящим. Задержан я и доставлен в районную прокуратуру. Причины мне неизвестны и самому, поэтому и не спрашивайте. Пока вот беседуем, а что потом, одному лешему известно: то ли в камеру, то ли, как в 37-м, сразу к стенке.
– Это шутка, Зосима Иванович?
– Это злая ирония, Леша, очень злая, как и моя судьба. Если не верите, то приезжайте или позвоните старшему следователю Пугачеву. Вот он как раз на меня сейчас косится. Извините, говорить больше не могу. Освободят, тогда поговорим.
– Злости в вас, Зосима Иванович, на троих хватит, – покачал головой Пугачев.
– Почему же на троих, на восьмерых. По количеству трупов в доме. Совесть не мучает, нет?
– Не давите на совесть, Игнатьев, – вдруг резко сказал Пугачев. – Это уже моя боль. Только моя боль сильнее, потому что я уже старый. А знаете, сколько старикам приходится носить на своей совести?
– Оп-па! – Игнатьев удивленно уставился на следователя. – Не ожидал.
– Чего вы не ожидали? – еле сдерживаясь, осведомился Пугачев. – Что у меня есть совесть?
– Не ожидал, что один из крепких и важных винтиков этой системы вдруг начнет крутиться в обратную сторону. Вы думаете, я ничего не знаю и даже не догадываюсь? Вы думаете, все эти дни я слоняюсь по городу, терзаюсь, водку пью и скорблю по погибшим родным? Скорблю! Но без соплей и заламывания рук. За это время многое узнал и понял. Понял, кто именно стоит у власти в вашем тихом городке, кто истинный правитель. Нет, фамилии я не знаю, но знаю, куда сходятся все нити управления этой зарвавшейся, кровавой системы. Я не знаю истинной причины смерти моих близких, но обещал жизнь положить на то, чтобы это дело раскрыть. И я раскрою!
– Причины смерти, я полагаю, – тихо сказал Пугачев, – у всех одинаковые. Почти у всех. Проникающие ранения в грудную полость. Я считаю, что это ножевые ранения.
– Что-о? – осипшим голосом переспросил Игнатьев. – Что вы сейчас сказали?
Он вскочил со стула, судорожно проглотив подступивший к горлу комок. Схватив следователя за плечи, Игнатьев встряхнул несколько раз его тело.
– Повторите, что вы сейчас сказали!
– Да не трясите вы меня, – отпихнул Игнатьева следователь. – И возьмите себя в руки.