А еще он был очень дисциплинирован и исполнителен. Пугачев только сейчас подумал, что эти качества он все эти годы ценил в Черемисове больше других. «Вот и еще один показатель того, что я старался прожить жизнь удобно, — с горечью подумал Иван Трофимович. — Послушный мне нравился помощник, вот что было удобно, а не то, что он умный».
— Найденная в стороне пуля соответствует тому же оружию, — начал докладывать Володя, — из которого были убиты Борисов и его водитель. Но есть и сюрприз, Иван Трофимович!
— Да? Какой?
— На пуле удалось обнаружить частички каучукового состава материала, из которого изготавливают автомобильные шины. Сейчас в лаборатории пытаются определить по составу материала производителя, но я уверен, что это материал шин автомобиля Борисова. Ему просто прострелили колесо, чтобы остановить в нужном месте.
— И что тебе дает эта информация? — поморщился Пугачев. — Толку от нее…
— Она подтверждает непричастность Величко.
Пугачев внутренне чертыхнулся и почувствовал, что краснеет от стыда. Он не подумал о старике стороже. Он давно уже отучился думать о простых людях, вообще о тех людях, о которых можно было не думать. Александр Васильевич Величко, которого на ферме звали просто Василичем, был ночным сторожем. Иногда он подряжался в промежутке между сменами на починку чего-нибудь, по другим хозяйственным делам. И ездил он на ферму из дома на велосипеде. Самого Василича и его велосипед нашли неподалеку в пруду. Сразу сложилась версия, что Величко подговорили остановить машину своего шефа, а потом убили как свидетеля. Теперь старик вроде бы оказывался непричастен к убийству Борисова.
— Значит, ты считаешь, Володя, что его утопили потому, что он видел, как убивают Борисова?
— Уверен. Или как убивают, или как готовятся.
— Других причин смерти Величко, кроме утопления, не определили?
– Нет. Еще, Иван Трофимович, я подготовил информацию для рассылки по подразделениям внутренних дел. Судя по тому что машина с пробитым колесом с места не двигалась, ее могли увезти на эвакуаторе. Ночью эвакуатор с машиной в кузове – вещь заметная. Могли видеть.
— Могли просто поставить запаску и угнать «Бентли» своим ходом, — возразил Пугачев, постепенно начиная мыслить привычно и освобождаясь от недавних угрюмых размышлений.
— Могли, — с готовностью согласился Черемисов. — На этот счет я тоже подготовил запросы для рассылки. «Бентли» тоже вещь заметная, могли на постах увидеть и запомнить. Я вот чего не понимаю, Иван Трофимович. На кой черт им было угонять машину? Явно же заказное убийство, явно целью был сам Борисов, потому что водителя убили как свидетеля. Зачем связываться с угоном машины? Понятно, что, разобрав ее на запчасти, они выгадают приличную сумму от продажи, но это же улики. Что-то я не представляю себе профессионального киллера, который крадет вещи своей жертвы из жадности.
«Я тоже не представляю, — подумал Пугачев. — И мысль, что это не киллер, а местная распоясавшаяся шпана, которую кто-то тут содержит, пришла мне в голову давно. Это лишний раз подтверждает, что Борисов был неугоден кому-то из местных. Что кому-то нужны деньги Борисова, его бизнес. А убивали просто бандиты, а никакой не профессионал-киллер. Я это понял, но мыслишку эту оставил про запас. Что-то мне подсказывает, что делиться ею нельзя ни с кем и что подтверждение не заставит себя долго ждать».
Внутренний телефон на столе Пугачева издал призывную трель, и оба следователя посмотрели на него с неудовольствием. В начале рабочего дня этот звонок мог означать только вызов к руководству. А таких вызовов никто никогда не любил.
— Слушаю, Пугачев! — пробурчал в трубку Иван Трофимович. — Что-о? А ты… ну да, конечно. Молодец. Спасибо.
— Что-то случилось? — насторожился Черемисов.
— Н-н-да-а, — неопределенно ответил Пугачев, барабаня по столу пальцами и глядя в окно. После продолжительной паузы он закончил свою мысль, но уже в ином контексте. — Вот ведь как бывает, Володя! Пришла беда — отворяй ворота. Борисова убили, а его жена этой ночью скончалась в больнице. Она на сохранении лежала, вечером приступ истерики странный был, а ночью… вроде сердце остановилось. У нее проблемы со здоровьем были, долго не решались они детей рожать. Вот и решились. Ни родителей, ни детей.
Глава 2
— Белов! — заорал Игнатьев в сторону коридора, перегнувшись через стол.
Потный и до крайности пыльный Паша Астахов, оперуполномоченный уголовного розыска, поморщился от зычного голоса начальника ОВД, но промолчал. В этом был весь майор Игнатьев: большой, грубовато бесцеремонный, прямолинейный, но справедливый. Таким, как Игнатьев, подчиненные прощали многое, потому что в глубине души считали их настоящими мужиками. Особенно если начальник был профессионалом, а не карьеристом, трясущимся за безопасность собственного зада.