Поворочавшись, минут тридцать с бока на бок на жестком диване, писатель Н. вдруг соскочил с него, пронзенный стрелой озарения. Наверное, точно так же, античный Архимед, осененный внезапной идеей, выскочил из своей ванны, и побежал голый по улицам города с криком:
«Эврика! - Нашел!», - пугая при этом прохожих.
Вот, что он сделает. Он напишет о сотрудниках органов внутренних дел, а в качестве главного героя выведет скромного, морально устойчивого милиционера, истинного защитника закона и народных интересов, который, благодаря своим человеческим качествам и верности присяге, дослужился с самых низов до крупной должности в своем министерстве. И все благодаря честности, бескомпромиссности, личной смелости и отваге!
А то взяли моду лить на милицию сплошную грязь! То они в мирных граждан пуляют из пистолетов, то с бандитами работают на пару, то взятки берут за прекращение уголовных дел. На этом фоне, нетипичном и омерзительном, совсем затерялись настоящие служители закона, которых, он в этом уверен, подавляющее большинство!
Не теряя времени даром, Н. нажал на мобильнике номер телефона старого приятеля детства, а ныне одного из руководителей министерства внутренних дел. Услышав знакомый голос, писатель для начала расспросил о здоровье и о семье и, выяснив, что с этим все в порядке, перешел к делу:
«Слушай! Только ты можешь мне помочь! Я собираюсь писать роман о современной милиции, и мне нужен прототип главного героя, честного…., настоящего служителя…, образец для подражания. Есть у тебя такой на примете?».
«Конечно, есть», - не раздумывая, ответила трубка.
«И кто же?».
«Ты с ним как раз разговариваешь».
«А, что, других нету?», - почти без всякой надежды спросил литератор.
Ответ прозвучал кратко и категорично, как приказ:
«К сожалению, других нету!».
Выражение лица писателя Н. сделалось таким, будто он по ошибке выпил разведенный уксус. Уж друга своего детства он знал, как облупленного. Но делать было нечего! А не любивший проволочек высокий чин (ВЧ), он же старый друг, лаконично рубил фразу за фразой:
«Отлично, друган! Завтра мой помощник привезет тебе мою официальную биографию, характеристику и сведения о наградах и поощрениях. А в субботу заходи ко мне домой, да бутылку не забудь прихватить. У меня есть папка с вырезками из разных газет. Пользуйся. Только не утеряй папку-то. Я, как выйду на пенсию, может, мемуары сяду писать».
Литератор хотел сказать, что денег на бутылку у него нет, но постеснялся, да и вставить слово не было никакой возможности.
«ВЧ» продолжал излагать:
«Ты хорошее дело затеял, полезное! Надо поднимать авторитет милиции и отдельных ее сотрудников. А то опарафинили окончательно внутренние органы! Но, когда напишешь, дашь ознакомиться. Я вашу шатию знаю: что-нибудь упустите, что-то исказите, приврете в угоду сенсации. Доверяй, но проверяй! Ну, до встречи!».
Не совсем удовлетворенный «властитель дум человеческих», откинулся в раздумье на спинку кресла. Прототип, хоть и друг детства, не совсем то, чего бы хотелось, но лучше такой, чем совсем ничего. Правда, некоторые эпизоды из личного общения с будущим главным героем книги, которые могли внести некоторый «оживляжь», придется опустить. Иначе нарушится основная идея произведения.
Писатель начал перебирать в памяти эпизоды прошлого, которые он будет вынужден пустить под нож.
Например, эпизод из ранней молодости. Прототип тогда только начал работать следователем в городском отделе милиции. Однажды он позвонил начинающему, не публикуемому нигде, писателю и предложил зайти к нему на работу.
«Я как раз заканчиваю допрос одного жулика, заходи, потом попьем пивка в «Нюдле».
Когда писатель осторожно просунул голову в дверь, друг-следователь радушно предложил войти в кабинет, хотя допрос жулика еще не был завершен. Тот сидел на стуле, смирно сложив руки на коленях. Следователь-друг, очень невысокого роста молодой человек, досадливо его спросил:
«И когда ты перестанешь «гнать мне фуфло» (врать)?».
При этом из-за малого роста он с трудом перегнулся через стол и влепил оплеуху допрашиваемому; хорошо влепил, у жулика даже голова мотнулась в сторону. Вогнав себя в раж, сродни шаманскому трансу, следователь вскочил с ногами на стул, вероятно, чтобы казаться выше, и стал истерически кричать, разбрызгивая слюну:
«Кому в суде поверят больше? Мне, официальному лицу, члену партии, или тебе, антисоциальной личности, кровопийце трудового народа?».
Пространство кабинета наполнилось матерными словами, среди которых преобладали обозначения половых органов и способы сексуальных сношений.
Антисоциальная личность, придерживаясь рукой за ушибленную щеку, с опаской посматривая на припадочного следователя, лишь равнодушно пожала плечами; дескать, мы люди маленькие, откуда ж нам знать, кому поверят больше?
В сердцах следователь вызвал конвой и удалил подозреваемого долой, чтобы глаза на него не смотрели! Пивка в этот вечер они действительно попили хорошо, но данный эпизод для книги был неприемлем.