Криминальное наследство

Евгений в ответ поглядел на нее как на последнюю дурочку и расхохотался:

— Это ж надо быть до такой степени неинформированной! Ты что, не в курсе, что церковники продаются любой власти, какая есть? Да ты пойми: чисто русских теперь, может, тысяч пять на всю Россию и осталось, да и то в глубинке, как у нас… Нет, дорогая! Наша цель — очистить нацию от чужаков, не позволить им завладеть Русью, какой она была еще тысячу лет назад!

Лариса вдруг ощутила где-то в глубине души легкий морозный холодок, пробежавший и исчезнувший.

— Женька… Но ты… То есть вы рассуждаете, почти что как в свое время Гитлер… Я читала и помню…

— Да что ты там могла читать! — с неожиданной злобой оборвал он ее. — Настоящей правды о Гитлере не знает никто, ее скрывают! Хочешь узнать?

— Нет! — Она сказала это бездумно, инстинктивно ощутив вдруг какой-то первобытный страх, и вновь бросилась Женьке на шею. — Я хочу тебя! И ничего больше не хочу ни знать, ни видеть, ничего и никого… Женька, я соскучилась, я обезумела, я…

Постепенно его напряженное тело смягчилось в Ларисиных руках: все-таки он был не железный, такой же мужчина, как все…

— У нас мало времени, — прошептала она, коснувшись губами его губ. — Всего три часа, нет, меньше…

— Ничего, нам хватит… — тоже прошептал он, сдаваясь и запуская руку под ее свитерок.

Через несколько минут оба напрочь забыли об их разговоре… Лариса-то и вправду забыла. Последней ее мыслью, прежде чем она и вовсе отключилась, была мысль о том, что все это ерунда, все равно главное не это дурацкое его «дело», а он… И для него — она! Сомнениям суждено было прийти гораздо позже. Сначала они посещали ее робко и редко, затем все чаще и упорнее.

Ведь год проходил за годом, а Женька все тянул и тянул: не давал ей «отмашку» на развод. По его словам, денег, которые так ловко экономила Нина Степановна, все еще не хватало ни для «дела», ни для безбедного будущего. И в какой-то момент Лариса поняла: никакого будущего, да еще безбедного, не наступит никогда. Во всяком случае, совместного с Лопухиным. Да и вряд ли он хоть что-то откладывал не только для них, но и лично для себя. С ужасом и горечью Лариса должна была признаться себе, что Лопухин — настоящий фанатик идеи, в которой на самом деле не было ничего нового: ее Женька — самый обыкновенный националист! А «дело, которому он служит», — наверняка какая-нибудь нелегальщина… Вон сколько говорят по телевизору о всяких там скинхедах, фашистах и прочем ужасе…

И лишь тогда она осознала, в какую прочную ловушку попала, в какие железные оковы загнала ее судьба. И впервые в жизни остро позавидовала Вере Беляевой… Хотя к тому времени Вера так и не добилась своей цели. Она по-прежнему работала в «Стиле», но уже не моделью, а администратором, считая, что ей безумно повезло. И меняла уже третьего «серьезного» любовника, в надежде что уж этот-то точно хотя бы однокомнатную квартиру ей купит, если уж женить на себе очередного претендента на Верин бюст номер пять не удастся.

Тем не менее Лариса ей позавидовала. Ведь ее вечно занятая подруга, несмотря ни на что, была свободна! Захотела — поменяла мужика, захотела — уехала к дьяволу из этого огромного, как выяснилось, недоброго города куда глаза глядят и начала все сначала…

Лариса же, внешне свободная, богатая и вообще вся в шоколаде, на самом деле ни одной из этих возможностей не обладала. А от того, что она сама, собственными руками, превратила свою жизнь в тюрьму, легче ей, конечно, не было. Да и кому, спрашивается, бывает легче от мысли, что, мол, «сам виноват»?

На свете был только один человек, который, возможно, мог Ларису понять: ее единственная подруга… Да, все эти годы они виделись редко, во время Женькиных визитов, которые Вера явно не одобряла, хотя ключ от своей комнаты давала им беззвучно, сама хозяйка, разумеется, отсутствовала. Изредка они виделись в кафе — под присмотром суринского охранника, при котором откровенно о своих делах Лариса рассказывать подруге не могла.

Всего один-единственный раз Вера выбралась, во время очередного отъезда Сурина, к Ларе за город. Белокаменный дворец произвел на нее убийственное во всех отношениях впечатление: это была даже не столько зависть, сколько злость на собственную неудачливость, на то, что ей уже давно третий десяток, а шансов изловить богатого мужа так и не появилось. Конечно, ничего этого вслух она не произнесла, но Лариса ведь не такая дурочка, чтобы не понять. Тем более что с тех пор Вера всякий раз категорически отказывалась приезжать к ней в гости, даже если время у нее на самом деле было. Ах, если бы Вера знала до конца, что происходит с супругой Сурина! Лариса не сомневалась: подруга не только перестанет ей завидовать, но пожалеет ее… Возможно, вместе они и нашли бы какой-нибудь выход. Главное — было бы покончено с ужасным одиночеством, которое Сурина чувствовала все острее, несмотря на заботливого, как и прежде, мужа.

Заботы Вадима, к которым она по-своему привыкла, только ухудшали дело: иногда Ларисе было просто стыдно смотреть мужу в глаза при мысли, что она его обманывает.