Криминальные кланы

«Где Кориолан?» – спросил он. В ответ раздался дрожащий голос Руньетты: «Я ничего не понимаю… Кто это такой?» – «Не валяй дурака, знаешь, – раздалось в ответ. – Нам известно, что несколько раз ты вел с ним дела и отношения у вас были неплохие, говорят, даже дружеские». – «Быть может, я вел когда-то с ним дела, – в отчаянии почти закричал Руньетта. – Но я вел дела со многими, и я не могу знать, где в данный момент находится каждый мой деловой партнер». – «Кориолан – не каждый, и ты немедленно скажешь, что именно известно тебе о нем, и не рассказывай мне сказки о том, будто тебе ничего не известно. Жить захочешь, значит, немного потрудишься над тем, чтобы напрячь свою память, а нет… Что ж, тем хуже для тебя».

И тут Винченцо Синагра, к своему ужасу, непроизвольно бросил взгляд на стену и увидел там огромную трещину, которая открыла ему происходящее в соседней комнате. Конечно же, он предпочел бы вообще ничего не видеть и не слышать, но его словно парализовало, и он смотрел, не в силах заставить себя отвести взгляд. Он видел, как в безумной попытке освободиться от веревок дергался Антонио Руньетта, но на его жалкие и отчаянные попытки «люди чести» внимания не обращали. Один из них – Башмачок – с видом судебного заседателя сидел за столом, глядя на разбросанные перед ним в беспорядке листки бумаги, а в руках он вертел карандаш. Весь его вид говорил о том, что он был бы не прочь записать хоть какие-нибудь сведения, касающиеся его злейшего врага Кориолана, однако особых надежд он не питал: этот малый чересчур напуган, чересчур туп и к тому же, скорее всего, действительно ничего не знает.

Наконец, представление Башмачку надоело. С отчаянно скучающим выражением на лице он швырнул на стол бесполезный карандаш, давая тем самым понять, что допрос окончен и осталось только довести до конца дело. Со страхом Руньетта смотрел, как он медленно подходит к нему, и в его глазах невозможно увидеть ни проблеска естественного человеческого чувства. С тем же успехом он мог бы умолять о пощаде лесного зверя. Лишь на миг по его лицу пробежала тень ненависти, и Руньетта понял: эта ненависть, обращенная к счастливо избежавшему убийства человеку, сейчас обрушится на него.

Башмачок встал сзади Руньетты и набросил ему на шею веревку, а потом начал медленно заворачивать ее концы на палку. Винченцо с ужасом видел, что веревка натягивается все сильнее и сильнее, а тело несчастного начинает конвульсивно дергаться, что по знаку Маркезе двое его людей навалились жертве на ноги и, вцепившись мертвой хваткой в Руньетту, держали его таким образом, пока тот не затих. Только потом, когда стало ясно, что предприниматель мертв, собравшиеся покинули комнату, все, кроме Грозы.

«Заходи, – крикнул он Винченцо через стену. – Поможешь мне убрать труп, пока он еще теплый». Так впервые Винченцо Синагра под руководством старшего брата разрезал веревки, которыми был привязан Руньетта к стулу. Затем Гроза привычными движениями связал кисти рук и лодыжки мертвого, а потом соединил их вместе за поясницей. Винченцо сразу вспомнил, как строила догадки полиция, находя многих убитых мафией людей в таком ужасном виде. Предполагалось, что это такой вид изощренной пытки; иные журналисты делали вывод, что мафиози связывают таким образом своих жертв еще живыми и несчастные, пытаясь освободиться от веревок, душат сами себя.

Но в действительности все было гораздо проще. Такие трупы можно было проще упаковать в пластиковый мешок и погрузить в багажник машины. Точно так же поступили и с трупом Руньетты. Братья перевезли его на машине в центр города и бросили там невдалеке от полицейского поста: так приказал Маркезе в надежде, что полицейские сразу обнаружат труп. Однако оказалось не так, как он предполагал. Дело в том, что автомобиль, предназначенный для перевозки трупа, был только что угнан, а потому стражи порядка, возмутившись тем, что машина не припаркована должным образом, отогнали ее на стоянку, после чего владелец обнаружил похищенную собственность. Он и увидел ужасный пластиковый пакет в багажном отделении своей машины…

С тех пор Винченцо Синагра все больше и больше утверждался в мысли, что страшный Баклажан является по своей сути патологическим маньяком. Как хотелось бы быть от него подальше, но нет – вероятно, чувствуя болезненную реакцию молодого человека, капо все чаще брал его с собой на очередной сеанс удушения жертвы, сам исполняя обязанности палача. Однажды он внезапно обернулся, оставив человека дергаться в конвульсиях, и с налитыми кровью глазами заорал на Винченцо: «Что это за лицо ты состроил, кретин? Не сменишь выражение, убью!». Винченцо показалось, что сердце у него на миг остановилось, и он постарался взять себя в руки, хотя в голове все плыло. «Не хватало еще грохнуться в обморок», – мелькнула у него мысль, а потом, словно само собой, его лицо начало каменеть, и возможно не только от страха за собственную жизнь, а оттого, что он понял: для Баклажана человеческая жизнь не стоит ровным счетом ничего…