— Ты не из тех, которые часто улыбаются, — сказал я, заметив, что ее лицо снова омрачилось. На меня действовала ее грусть, столь выразительная в ее ясном взгляде. — Есть ли у тебя еще энтузиазм?
— У меня нет ничего, — вопли ее души, как червь, извивались вслед за печальными мыслями о своей болезни.
— Ты знаешь, что тебя ищет врач?
— Ищет. Чтобы они провалились, эти врачи.
Мы присели на парковую скамейку. Рядом разгуливали голуби. Меж ними и хитрый вороненок, надеящийся и на свой кусочек. Я заметил, что один голубь хромал на, наверное, кошкой перекушенную ногу. Развесистые каштаны, словно спелыми плодами, были облеплены воронами.
— Словом, ты веришь, что сегодня вечером я могу сделать что-то решающее, что покажу тебе что-то необыкновенное? — спросил я.
— Я в этом уверена.
— Ты думаешь, что ни один мужчина не отказался бы, будучи в такой ситуации?
— Я верю, что искренность не будет растоптана.
— Из-за тебя проблемы моей личной жизни переплелись, словно перья чеснока.
— Кто та женщина, которая мне мешает? — спросила Летиция.
— Инспектор Комиссии доброты государства Нобль, — сказал я, и мысли вернулись к тебе, Мари-Луиза.
Некоторое время мы оба молчали. Вскоре она сказала:
— Я не прошу от тебя многого. Начнем с малого. Все равно рано или поздно ты в меня влюбишься. Так мне подсказывает интуиция. Оттого-то я такая смелая. Я уже давно знаю, что есть такой мужчина, которого я полюблю огромной любовью и который полюбит меня.
Может быть, это Роберт Шарка. Ты самый красивый, и твоя красота не сладкая, а мужественная. Ты, наверное, будешь моей первой и последней любовью.
Ее комплименты гладили мою очерствевшую душу. Распускающийся цветок был в моих руках, и я не мог в это поверить.
— Что будем делать? — спросил я.
— Послушаем, как токуют тетерева далеко-далеко в горах.
Разговор витал, как увядший лист. Мы упивались душистой тьмой вечера, разбавленной болью и бархатной печалью.
Я обнял ее и стал осыпать короткими поцелуями в губы. Она зажмурилась и вскоре высвободилась из моих объятий.
— Что вы делаете, ты и та женщина, когда вы вдвоем?
— Я рассказываю ей истории, — ответил я, — а она анализирует, оценивая мой Коэффициент доброты.
— Ты знаешь о моей болезни? У меня белокровие.
— Да, — неохотно признался я.
— Если кто споткнется и падет в пути, никто его не хватится, — сказала она и с дрожью прижалась ко мне.
— Не надо сдаваться, — я провел рукой по ее коротким мальчишечьим волосам. — И жизненные испытания иссякают, когда не принимаешь их близко к сердцу.
— Расскажи мне что-нибудь, — попросила Летиция.
— О Литве. Хорошо?
— Очень хорошо. С твоего разрешения я закурю. Месяц назад я начала курить.
— Что куришь?
— «Мальборо». То, что ты рекламируешь.
— К сожалению, из-за материальных трудностей команда «Идеал» вынуждена рекламировать сигареты, хоть это и расходится с высокими принципами Доброты. Жизнь несовершенна даже в самом совершенном государстве мира.
Я дал ей прикурить и стал рассказывать о далекой Литве и ее великих людях. В основу моей истории лег рассказ не раз бывавшей в Чикаго Валерии Чюрлёните-Каружене о своем брате, знаменитом художнике Мика-лоюсе Константинасе Чюрлёнисе.