— В субботу я тоже буду в Монте-Карло, — сказал Роберт. — Если опять не запью. Хонда дал мне кое-какую надежду, и если я выдержу атаку Консилиума и не сойду с ума, может быть, я стану гражданином Нобля и буду пропагандировать ваши идеи, вертясь в команде «Идеал».
— Вы хорошо водите?
— Вожу. Мне кажется, тут я гений. Завтра Консилиум исследует реакцию и другие качества гонщика. Лично я убежден, что в «Формуле-1» покажу себя не хуже, чем Сенна или Пике.
— Уверенность в своих силах, ха-ха. Агрессивность. Мысль о том, что нет ничего невозможного. Ха-ха. Было бы мне семнадцать, я бы из-за одного этого в вас влюбилась.
— Вообразите, что вам семнадцать лет, — сказал Роберт.
— Видите ли, я влюбляюсь с очень большим трудом. Только в меня влюбляются быстро. Но я к этому привыкла. Любовь мужчин меня тонизирует. По крайней мере, я буду к этому стремиться. И это не даст вам никаких преимуществ.
— Я слишком стар для безответной любви, — сказал Роберт. — Я тоже привык стремиться к тому, чтобы в меня влюблялись. Меня это тоже тонизирует. Ни на секунду не сомневаюсь, что я достоин любви даже такого очаровательного создания, как вы. Кроме того, вы мне нужны. Нужны ваши особенности как детектива.
— Когда вы мне расскажете о своей дочери? — спросила Мари-Луиза.
— Я расскажу вам такую историю, что пальчики оближете. Но не здесь. У вас на квартире при свете свечей…
— Вы меня атакуете? Но ведь я сказала, что у меня есть друг, которому я верна. Позвольте мне заплатить за шоколад и вермут, а также за ваш сок. Ха, трудно найти лучшую кандидатуру на роль альфонса.
— Уж лучше я позволю вырвать себе зуб, чем покуситься на мой Коэффициент доброты, — сказал Роберт. — Я уже заразился ценностями государства Нобль. А кроме того, у меня еще осталось немного денег. Я их занял у хозяйки своей парижской квартиры.
— У вас квартира в Париже?
— Комната. Рассчитаемся каждый за себя.
— Я просто пасую перед такой воспитанностью.
Они вышли на улицу.
— Этот бармен в «Астории», если и не пахнет дешевым одеколоном, то разит чесноком. В Нобле чеснок в почете. Тренер нашей футбольной команды выдал секрет, почему его воспитанники не проиграли восемь матчей подряд. Оказывается, перед играми они наедаются чесноку, поэтому соперники на поле их избегают. Просто такова мода. Даже курьер футбольного клуба употреблял чеснок. Из-за этого он вышел на пенсию в полном здравии. Он смотрел за полем, чистил ботинки, мячи, стирал футболистам спортивные костюмы и чинил сетку ворот. Торжественные проводы его на пенсию были слегка подпорчены его просьбой быть похороненным на футбольном поле.
— Знаете, может, перейдем на «ты».
— Пожалуйста. Я живу поблизости. У меня домик из трех комнат. Можем зайти промочить горло. Да, ведь тебе нельзя. Ты пропойца. Мой приятель раз писал о человеке, который не протрезвляется уже тридцать лет. Фамилию, кстати, не указал.
— Ну и как? — спросил Роберт. — Повысил ли он свой Коэффициент доброты?
— Нет. Но получил двадцать два письма угрожающего характера. Это государство Нобль — прибежище для алкоголиков. Я живу вот в этом домике.
Роберт оглядел одноэтажное каменное строение.
— Ого! «Осторожно! Злая собака», — сказал он, подойдя к воротам.
Как-то раз сюда вломился вор. Конечно, не стал обращать внимания на эту надпись и украл несколько драгоценностей. Уходя, прилепил к этой надписи бумажку со словами «Не клевещите на животных!»
— Я уже давно не верю тому, что написано, — сказал Роберт. Он открыл калитку и пропустил Мари-Луизу вперед.
— И правильно делаете.
Он заметил, что около дома рассажено множество роз. Они зашли внутрь. Хозяйка зашторила салон и зажгла свечу — ароматную свечу.
— В мае у нас поздно темнеет, — сказала она. — Будем ужинать? Я иду на кухню.
Пока Мари-Луиза готовила ужин, Роберт успел рассмотреть развешанные по стенам картины. Это были репродукции с Модильяни, Матисса и Гогена. На картине Гогена «Утро на Таити» в гуще джунглей женщина черпала воду из ручья, а в кустах испражнялся философски настроенный туземец мужского пола.
— Меня беспокоит, что будет, если Том узнает, что у меня был гость, — сказала Мари-Луиза, накрывая на стол.
— Не загружай себе голову, загружай рот, — сказал Роберт, схватив столовые принадлежности и принявшись за поставленную перед ним рыбу.
— Я буду есть без ножа. В мире 840 миллионов употребляют за едой ножи и вилки, миллиард 480 миллионов — палочки, а миллиард 680 миллионов до сих пор берут еду пальцами.
— Будем вести себя так, как поступает меньшинство. Разве ты всегда поступаешь иначе? Твой Интеллектуальный коэффициент причисляет тебя к элите.
— Мне бы хотелось быть причисленной к элите по моему Коэффициенту доброты.
— Ты исключительна уже из-за своих длинных ног и сводящего с ума задика, — сказал Роберт.
— Ну, я жду рассказа о твоей дочери.