Криминальный дуплет. Детективные повести

— Да как же я тогда буду информацию брать, — осмелел Бекетов. — Я ж должен постоянно среди своих крутиться. Особенно, по вечерам и ночью, когда в компашки сбиваются, когда за водкой языки развязываются, когда на утро уже не помнят, кто с кем был и о чем базарил. Да и форс блатной я должен держать, чтобы за ссученного не посчитали, в стукачестве не заподозрили и на пику не посадили…

— Твои проблемы. Смотрю, слишком шустр. Еще пользы ни на грош, а условия ставишь! Может, из тебе агент получится, как из отбойного молотка — балерина… А?

Обычно большие и лучистые глаза Озерова Валентина, со знаменитой улыбкой, так нравившейся женщинам, прищурились, превратившись в две узкие щели, зияющие мрачной чернотой и угрозой.

— И на пику еще никто никого не посадил, хотя «постукивают», как дятлы лесные, все. И вообще, если хочешь услышать мое откровенное мнение, то чем вы больше друг друга закопаете, тем воздух будет свежей и благоуханней! Сечешь?

Бекет сёк, но промолчал, понурив голову. Только пальцы его нервно подергивались.

— Однако, Валентин, у тебя странный способ вербовки! — посмеиваясь своими жесткими глазами, проговорил Уткин, через тонкую стенку слышавший весь разговор, входя в кабинет Озерова после того, как оттуда убыл новоиспеченный агент. — Другие различными обещаниями, уговорами, лестью, наконец. Ты же — форменным издевательством.

— Слишком много чести этому «козлу» будет, чтобы лестью растекаться перед ним. Само дерьмо напросилось и пусть знает, что был дерьмом, дерьмом и остался.

— А не круто? Для вербовки-то?

— Не круто. Сам знаешь, что большинство из них — пустышки. Да и те, что не пустышки, все равно дерьмо. Как волка не корми, он преданной собакой не станет. Чуть зевнул — уже в горло вцепился.

И Уткин, и его начальник из личного опыта знали цену секретным агентам, предлагающим свои услуги. То были люди без чести и совести, без принципов и морали, полностью прогнившие и не признававшие никакого закона, кроме закона силы. Таким ничего не стоило заложить ближнего своего, но и милицейскому куратору могли нож в спину всадить за милую душу.

— Так, может, и связываться не стоило? Чего бумагу попусту переводить?

— Время покажет. Полгода посмотрим, а там и решим. Что мы теряем? Ничего!

— Ну-ну, тебе виднее. Ты начальник — тебе и думать. А наше дело маленькое — руку под козырек и исполнять! — дурачился Уткин.

10

— Докладываю, — пошутил участковый Астахов, входя в кабинет Паромова с тонюсеньким делом в руке, так как среди участковых никакой официальщины не было и быть не могло — от отделовской всех тошнило. — Бекет прибыл… с надзором. Дело вот от Уткина получил, чтобы оформить в соответствии с инструкцией… — небрежно взмахнул он тонюсенькой папкой-скоросшивателем, в которой лежало несколько не подшитых, а лишь сколотых канцелярской скрепкой листков.

— Не он первый, не он последний… — нейтрально ответил старший участковый, копаясь в картотеке учета неблагополучных семей. Он давно уже собирался навести там порядок, да все как-то руки не доходили.

— Возможно, — усаживаясь на стул напротив Паромова, продолжил Астахов. — Возможно…

Участковые за время совместной работы понимали друг друга с полуслова. Поэтому, услышав неопределенное, недоговоренное «возможно», Паромов оставил карточки семейников в покое и спросил:

— Что еще?

— Да Уткин шепнул по секрету, чтобы на эту сволочь особо не наезжали. Считай, ценного агента приобрели… — Неприкрытый сарказм звучал в словах участкового. — Да знаем мы их ценных агентов — все, как один, двурушники… Наши доверенные лица в сто раз надежней, чем все эти суперагенты хреновы.

— А чего расстраиваешься? Мало ли подобных «агентов» на зону, к «хозяину» возвратили. И ни Уткин, ни Озеров, ни Чеканов Василий Николаевич, ни шефы из управления им не помогли. Так что, пусть он делает свое дело, его шефы-кураторы — свое, а мы с тобой — потихоньку свое! К тому же не исключено, что может не пройдет и полгода, как от его услуг откажутся. Сам же говоришь: двурушники. Так что оформляй дело и готовься.

— Все это верно, да лишней возни не хочется и напрасной траты нервов. Говорят, нервные клетки не восстанавливаются, — невесело пошутил участковый и пошел в свой кабинет, буркнув напоследок себе под нос:

— Ладно, поживем — увидим…

Почти так, как сказал совсем недавно Озеров Валентин Уткину Виктору.

— Михаил Иванович, — «притормозил» его Паромов, — а что у нас с теми освобождаемыми из колоний, на которых уведомления одновременно с Бекетовским приходили, происходит? Все ли в общаги наши вселились, или администрация колоний вняла нашим отказам?

— Не все, но многие прибыли, — ответил участковый. — Например, Сухозадов уже прописан и живет на Обоянской. А что?

— Да так. Интересно вдруг стало: как в колониях реагируют на наши последние отказы.

— Как и положено, — отозвался Астахов. — Никак! Людей свыше срока на зоне держать не будешь.

— Так-то так, — согласился старший участковый, — но лучше бы было, если бы освобождаемых направляли туда, откуда они поступили. Справедливо бы было.