Криминальный гамбит

— Парень на «Ниве», но перед ним там побывали какие-то люди на «ауди». Они и сказали ему, что она мертва. Номер их парень не запомнил.

— А цвет иномарки?

— Черный.

— Хорошо, спасибо, капитан.

Комаров вопросительно смотрел на Андрея, но тот пожал плечами, дескать, ничего не ясно и спросил:

— Ковчугину сообщили?

— Да, сразу же. Лично Лыков ездил. На улице Колодников закурил.

— Значит, кассета ушла, — сказал он после первой затяжки.

— Да, похоже, что так, — согласился Паша. — Кстати, я пробил в паспортном столе тот домик по Достоевского, двадцать восемь. Знаешь, на кого он записан?

Пенсионерам Семеновым принадлежит.

— Тем самым, которых грохнул Свинорез? — удивился Андрей.

— Ну да. Но самое интересное, что убитая — какая-то родственница жены Мамонова. Сам Семенов раньше работал во внутренних войсках, охранял зону где-то на Севере. К нам в Кривов приехали пять лет назад, после увольнения в запас.

— Вот черт, все переплелись. Сколько же квартир у них?! Но на деле все шито-крыто.

Глава 24

В это же самое время Гусев и Мамонов находились в том самом доме по Достоевского, двадцать восемь и смотрели интересующую оперативников кассету.

Сидя на диване и покуривая, они рассматривали собственное изображение: как они прошлой ночью пили, разговаривали, поочередно и все вместе появляясь на экране.

Потом был зафиксирован приезд господина бургомистра, его появление в комнате, беззвучная, но явно пылкая речь бургомистра…

Гусев поморщился и вполголоса ругнулся.

— Ты чего? — спросил Мамонов, не отрывая глаз от экрана.

— Да вспомнил вчерашний этот его бред.

— Ну, нашел что вспомнать, его задница меня интересует меньше всего. Вот меня бы за эту запись точно могли бы натянуть на каркалыгу.

— Думаешь?

— Знаю. По крайней мере, мимо кресла начальника я бы пролетел точно и со своего слетел.

Когда они досмотрели кассету до конца, Гусев спросил:

— Ну что, стираю?

— Погоди! — остановил его Мамонов. Подойдя поближе к экрану, он близоруко прищурился и попросил:

— Отмотай на начало.

Когда снова пошли первые кадры, Мамонов скомандовал, посмотрев в угол экрана:

— Стоп!

После этого подвел итог:

— Два часа пять минут.

— Чего два часа? — не понял Гусев.

— Время от начала до конца съемок. А здесь всего двадцать минут. Что-то маловато.

— Ты хочешь сказать…

— Да. Прокрути ее еще раз. Вот, видишь, здесь срыв идет. Это типичный монтажный стык при перезаписи.

— Значит, есть еще одна кассета?

— Да.

— И где она может быть?

— Как где? Дома, у Ковчугина.

— Там сейчас, наверное, народу…

— Да, вашим туда лучше не соваться. Этим я сам займусь.

Черная «Волга» Мамонова и «уазик» Колодникова почти одновременно остановились у дома Михаила Ковчугина. Их отношения перешли всякую грань, и милиционеры только обменялись ненавидящими взглядами, Андрей чуть притормозил, пропуская своего начальника, и подполковник первый поднялся в квартиру Михаила.

Как он и предполагал, народу было очень много. В милицейской среде, особенно в своей патрульно-постовой роте, лейтенант пользовался симпатией и уважением, так что сейчас в его небольшой квартире находились все свободные на этот час сослуживцы. Среди них было всего двое штатских — отец и мать Михаила.

Родители Елены умерли, не очень давно, друг за другом.

Ковчугин сидел в кресле в углу комнаты, и, пока Мамонов, склонившись, сочувственно пожимал ему руку я говорил соответствующие слова, Колодников осматривался по сторонам. То, что было ему нужно, Андрей увидел почти сразу. На специальной тумбочке стоял большой телевизор, под ним два видеомагнитофона, профессиональный микрофон и масса кассет, ими были полностью забиты и два узких, но высоких стеллажа… Майор невольно присвистнул.

Мамонов закончил печальный ритуал, и подошла очередь Колодникова выражать соболезнования. Мимо друг друга майор и подполковник прошли, как два айсберга.

Андрей обратился к Ковчугину:

— Миш, я всей душой тебя понимаю, Елена была очень хорошим человеком…

Но, заглянув в темные, невидящие глаза лейтенанта, Андрей сбился.

Жизнерадостного весельчака Ковчугина было не узнать. Вроде и женаты они с Ленкой не были, правда, прожили вместе года два, но Мишка всегда говорил, что они люди свободные. А тут такое явное, безысходное горе…

— Миша, ты прости меня, это все из-за нас, из-за нашей этой чертовой работы. Это ведь мы втянули ее в это дело…

Андрей начал говорить что-то покаянное, но выражение лица лейтенанта не изменилось. Он то ли не слышал Колодникова, то ли не понимал, что он говорит.

Майор невольно смолк, только положил руку на плечо Ковчугина. Он и сам драматически воспринимал гибель Брошиной, винил себя, и на работе ему было трудно сосредоточиться, тем не менее пришлось собраться с мыслями. Взглянув в сторону Мамонова, Андрей со злорадством заметил на лице подполковника недоумение и растерянность. Залежи кассет привели подполковника в полное замешательство. Плюнув на все условности, Мамонов пальцем по очереди ткнул в шторки приемника обоих видиков, но они были пусты.