Криминальный гардероб. Особенности девиантного костюма

Некоторые элементы образа «когяру» — неопрятность, показное распутство, демонстрация денег и брендовых товаров — заставляли думать о них как о необразованных молодых женщинах из рабочего класса с откровенно базарными вкусами и соответствующими привычками. «Когяру» носили оригинальные и поддельные люксовые вещи и подражали эстетике нуворишей (narikin). Об их пристрастии к брендовым сумкам, очень заметном на ранних этапах эволюции стиля, упоминалось в журнале Cawaii!. Утверждалось, что свидетельницы культа «Грубого чванства заграничными брендами» предпочитают Prada, Gucci, Louis Vuitton, Chanel, Versace и Fendi (ил. 5.2)[154].

«Когяру», как правило, носили одежду и аксессуары, изготовленные из дешевых имитаций дорогих материалов: меха, кожи, парчи с металлическими нитями. Они любили шелковистые акриловые рубашки с принтами, напоминающими дизайн шелковых платков Hermиs. Оригинальные вещи от Hermиs украшались символами богатства и статуса — блестящими золотыми цепочками, подвесками, якорями, геральдическими и милитаристскими эмблемами в стиле tromp l’oeil. Наряд «когяру» эффектно смотрелся в сочетании с загаром, сложным разноцветным маникюром, временными татуировками и волосами, окрашенными в коричневый цвет (chapatsu).

5.2. Девочка-«когяру» в окружении взрослых брендовых сумок. Иллюстрация из журнала Heart Candy (15 октября 1997)

Тропические принты и аксессуары создавали образ, именовавшийся saafu (surf) rook («житель Гаваев»). Он был призван вызывать ассоциации с туристическими поездками на южные моря, яхтами и пентхаусами. Подчеркнуто пышный стиль говорил о самоуважении, гордости, умении взять от жизни все (geto suru). Апроприируя символы роскошного образа жизни, девушки парадоксальным образом подпитывали чувство собственного достоинства. Снобизм «когяру» напоминал амбиции представителей американской рэп-культуры; неудивительно поэтому, что американская исполнительница Лил Ким (Lil’ Kim) в описываемый период легко завоевала популярность в Токио. Демонстративное потребление подпитывало представление о «когяру» как о проститутках, хотя на деле их роскошь была скорее символической, чем реальной. Это была типичная для уличной моды игра с классовыми стереотипами.

Модные наряды «когяру» отражали страсть к щегольству — феномен, который исследователи описывали в связи с субкультурой слуг Викторианской эпохи[155]. Еще один, впрочем, весьма поверхностный аналог — любовь к блестящим, ярким и пышным украшениям, характерная для английского рабочего класса, по крайней мере до 1950-х годов. Р. Хоггарт, занимавшийся этой темой, пояснял, что модные пристрастия в данном случае подпитывались не столько реальными, сколько воображаемыми образами «шикарной жизни, которую богатые люди якобы ведут каждый день»[156]. Классовая подоплека женского потребления в Японии очень отчетливо проявляла себя как минимум с конца XIX века, по мере роста нового рабочего класса и развития городской потребительской экономики среднего класса. Историк Хирота Масаки пишет:

Молодые женщины, принадлежащие к «нецивилизованной» прослойке общества, мечтали приобщиться к образу жизни «цивилизованных» людей. Соответственно, они прикладывали много усилий, подражая им. Но поскольку их реальная повседневная жизнь была гораздо хуже, они постоянно обесценивали себя и страдали от чувства собственной неполноценности[157].

По наблюдениям этнографов, в 1920-х годах сложилось «множество практик, связанных с подражанием высшим классам»[158]. Именно в это время К. Вадзиро собирал подробные данные по теме и строил диаграммы, иллюстрирующие процесс зарождения и первоначального развития материальной культуры, моды и стиля жизни простых обитателей столицы, как мужчин, так и женщин.