Криминальный попаданец 2

Как бы там не было, но я готов подать рапорт на увольнение. И даже не из-за неприятного осадка после выполнения задания, а по сути возможного будущего. Не мое все это! И карьерный рост мне не нужен, да и с преступностью бороться не хочу. А кинологию у меня нагло отобрали, какие-то генералы или полковники делят там крупные суммы, выделенные азартным Хрущем на это, а я пролетел, как фанера над Парижем. Ну и ху сим!

Даже получка за два с лишним месяца и премия в размере оклада немного порадовали, 447 рублей получилось после вычета налоги на бездетность. Хорошие деньги в 1961 году!

А оба молодца, не одинаковых с лица, которые бросили меня наедине с взбешенным Бармалеем, встретили в МУРе как ни в чем не бывало.

— Мы, — говорят, — не сомневались, что ты справишься, а сами поспешили сдать ценности в Гохран да и доложить Хрущеву о выполнении задания. Тебя не забыли, награда последует.

А я едва убежал от этого ненормального. И в избу он уже более спокойным заявился. То, что я мог уехать, но не уехал, почти убедило Гошу в моей невиновности. А то, что я почти все деньги присланные на оперативные нужды, ему отдал, себе оставил только на автобус до Москвы, окончательно успокоило.

— Как пришло на халяву, так и ушло, — сказал он равнодушно. Ничего, к корешам поеду в Одессу, как раз денег на билет хватит и покушать. Спасибо тебе, Профессор!

Ну вот. Пришел я в МУР, а дежурный говорит:

— Иди в кассу, там получи деньги с премиальными, а потом тебе три дня отдыха положено. Место в гостинице за тобой забронировано, начальник сказал, чтоб отдыхал, приводил себя в порядок.

Что ж, гостиница так гостиница, да и время на подумать появилось. Пошел пешком, весна. Хорошо в старой советской Москве — воздух чистый, машин мало. Регулировщик на Манежной площади стоит…

Розовые лица.
             Револьвер жёлт.
Моя милиция,
                   меня бережёт.
Жезлом правит,
                    чтоб вправо шёл.
Пойду направо,
                    очень хорошо…[7]

И продолжение народ придумал: «Моя милиция меня бережёт: сперва посадит, потом стережёт». А в школе мы переделывали вот так:

Бьёт дубинкой,
           чтоб обратно
                                шёл.
Пойду обратно.
                  Очень хорошо.

Манежная кажется незавершенной без памятника Жукову и фонтанов. Да и скульптур Церетели, слава Господу, еще нет. А вот регулировщик в сапожках, белом кители и белых перчатках хорош! Голенища гармошкой, стоит на специальном дощатом круге…

Но так то я к гостинице с тыла подошел, с фасада. Надо обходить. Ну, это не слишком долго. Благо, ноги без артрита ступают бодро, несут новое туловище как им и положено, без качки. Сердце стучит ровно, легкие сдуваются и раздуваются без напряжения — нет повода для грусти. А хочешь быть свободным, так запишись в писатели. Тем более поэтическая жилка наличествует. Да и сюжет успешных в этом времени произведений известен, так что перспективы есть. В конце концов человек, после своей смерти давший мне новое тело, вполне советской биографией обременен. Профессиональный военный, попавший под Хрущевское сокращение, проявил себя и на оперативной работе в МВД. Кандидат в КПСС. С такой биографией хоть на завод — в цех, хоть в вуз — повышать грамотность, хоть в писатели… В «Юности» сейчас основатель его Валентин Катаев или либеральный Борис Полевой. А в «Новом мире» друг Хрущева Твардовский. как раз, наверное, восхищается Солдженицким, его «Иваном Денисовичем» — лагерным мужичком, что по жизни не рыба — не мясо, а так, рядом с опущенными. Хотя сам Солженициын отсиживался в «шаражках» и к настоящим лагерям имеет косвенное отношение[8].

Ну а мне про лагерную жизнь рассказывать — как за чаем внукам свою молодость описывать. Даже в фантастике могу себя проявить…

Все эти рассуждения привели к тому, что я, сделав несколько кругов вокруг гостиницы, направился прямо в редакцию «Юности».

Ну как направился? Сперва купил в киоске сам журнал и уселся его изучать в ближайшем кафе-мороженном, попивая вкусный чай с пирожными.

Сперва, естественно, ознакомился с содержанием.