Криминальный попаданец 2

От жажды умираю над ручьем.
Смеюсь сквозь слезы и тружусь, играя.
Куда бы ни пошел, везде мой дом,
Чужбина мне — страна моя родная.
Я знаю все, я ничего не знаю.
Мне из людей всего понятней тот,
Кто лебедицу вороном зовет.
Я сомневаюсь в явном, верю чуду.
Нагой, как червь, пышней я Всех господ.
Я всеми принят, изгнан отовсюду…

Глава 28

Если тебя выбрали королем, а корона оказалась велика, то сначала она упадет тебе на глаза… И ты ничего не увидишь! Потом она опустится на уши… И ты ничего не услышишь! Далее она сползет на уста… И ты ничего не сможешь сказать! В конце концов она упадет тебе на шею… И станет тебе ошейником, за который тебя твои же рабы поведут на казнь! И ты все будешь видеть, все будешь слышать, и все сможешь сказать… Но тебя уже никто не будет слушать и тебе нечего будет сказать!

© Макиавелли Никколо

Лязгнув буферами поезд окончательно остановился у первого перрона. Китайский вокзал оказался нарядным, но в целом, несмотря на обилие бумажных фонариков и кумачовых лозунгов, Пекин выглядел бедным. Конечно, до промышленной революции в этой стране еще далековато. Но в будущем мы их железным дорогам будем завидовать…

Я сказал: «мы», по-прежнему причисляя себя к советским. А я ведь уже английский подданный. И пока правят коммуняги, мне в Россию ходу нет. Конечно, есть робкая надежда на Громыко, который жаждет торговать с Великобританией, но надежда эта более чем робкая. Кто там придет вместо Хруща? Брежнев? Тот еще перец, подпевала более влиятельным, а во второй половине правления — полный овощ.

С Андреем Андреевичем мы тепло распрощались еще в поезде. А у вагона его приняла влиятельная группа представителей Мао. Так что по привокзальной площади я брел один, стараясь не потерять себя в невероятной толкотне китайского быта. Хоть и был голоден, но заглянул на привокзальный базарчик, откуда доносились аппетитные запахи жареного мяса.

И сразу убрался оттуда, сдерживая рвотные позывы. Очень уж ударили по нервам жареные собачьи тушки на одном из прилавков, от которого шустрый торгаш быстро отрезал куски для желающих полакомиться.

Вспомнил, что узкоглазые еще и кошек хавают! Моя неприязнь (еще с первого бытия) к азиатам еще более укрепилась. Она росла в Иркутске после общения с бурятами, которые культурой не отличались. Помню, препод в универе, кандидат мать его, вел у нас основы журналистики и требовал его лекции учить наизусть. Тем, кто отвечал близко к его компиляциям, представляющих ту самую убогую диссертацию, ставил зачет. Достаточно было перед экзаменом прочитать конспект. А вот меня, учившегося заочно и не знавшего особенностей общения с преподами, выставил за дверь.

Я сказал ему:, что «зарисовка — это обобщение фактов и описание обстановки. Исходя из названия, можно догадаться, что такого рода журналистские тексты не обладают глубиной, завершенностью и аналитическими размышлениями, как и наброски художников…»

А он:

— Вы не читали мои лекции. Выйдите за дверь.

Я с-сука уже второй год работаю в газете профессионально, а тут какой-то фраер…

Вышел, попросил студентов конспект, читаю: «Зарисовка, однако, это один из художественных жанров журналистики, который отличается образностью. Однако зарисовка не имеет столь информативного значение, как информация ил статья…»

Вернулся, процитировал. Получил зачет…

А еще наши буряты собирались около танцплощадок в парках и водили хоровод, причем парни громко пукали. А того, кто громче перднет, девушки из внутреннего круга терли носом. У них поцелуи так толком и не вошли в обычай — трутся своими короткими носопырками друг о друга, как и многие северные народности: нанайцы, долганы, нганасаны, якуты…

Все дело в том, что в СССР малые народы продвигали. Хотя профессоров из них выходило немного, а вот кандидатов и замов в учреждениях было полно. Особенно в районах близких к автономным областям…