Ну с помощью газет и расспросов удалось мне выяснить, что я нахожусь в городе Вязьме (четыре часа на поезде до Москвы, а на машине — три), в которой несколько фабрик и есть учительский техникум. Вязьма — непременная остановка путешествующих по России на дороге в Смоленск. Здесь не только живописные пейзажи и старинные церкви, здесь — немеркнущая воинская слава. Вязьма принимала на себя удар европейских захватчиков, заслоняя Москву, сгорала дотла и возрождалась вновь. Здесь вам обязательно расскажут, что в ходе боев Великой Отечественной войны город практически был стерт с земли, разрушен. Но меня интересовало иное — как я тут очутился, если память скорей к Москве привязана. Судя по снам.
Мне вот как раз прошлой ночью снилось, будто живу я в общежитие какого-то завода, отдельная комната у меня в этой общаге и плачу за неё по-черному прямо комендантше. Кто-то вроде подсказал мне, что там можно пожить халявно, вот и пришел, договорился. Вещей с собой немного, небольшой чемодан. С деньгами напряг. В общежитие есть кухонька для жильцов и вот в ней-то я и вожусь, супчик варю. Э-э-э нет, не супчик. Варю я три сосиски, в комнате на табуретке накрыт газетой стол, там ломоть хлеба и головка чеснока. В тумбочке стоит заветная чекушка, вот сейчас доварю лакомство и пойду завтракать.
А потом надо искать деньги.
Это я одновременно сплю, варю сосиски и планирую свое поведение после еды. И вижу двойным зрением, как выхожу из общаги, представляющей двухэтажное здание глубоко во дворе. Выхожу, значит, из общаги, из двора и утыкаюсь в Краснопресненскую. баню, которая не Сандуны, конечно, но тоже ничего. И мимо бани я уже выхожу к Зоопарку, а там рядом и метро по обеим сторонам дороги. Причем прекрасно знаю, что у центрального входа в зоопарк располагаются сразу две станции Московского метрополитена — «Краснопресненская» (Кольцевой линии) и «Баррикадная» (Таганско-Краснопресненской линии). Но что-то меня во сне ужасно смущает. Я снова мысленно выхожу из общежития, из двора и смотрю на баню, около которой все забито автомобилями, даже на тротуаре стоят. И я понимаю, что этого быть не может, ибо автомобили все иностранные: опель, Фольксваген, тойота, субари, форд… Откуда, скажите, в СССР столько иностранных машин, пусть даже и в самой Москве. Нет, есть возможно, вон слышал будто у самого Высоцкого мерседес, но тут, утром, у захудалой бани?
И тут я просыпаюсь с чувством несомненного голода и жалею, что не доварил сосиски. И топаю на кухню урвать корочку хлеба.
Нянечки дают кусман хлеба с маслом и щедро посыпают его сахаром. Никогда не пробовал такой вкуснятины!
Нет, когда-то и где-то пробовал подобное. Но память приносит лишь разрозненные отрывки видений: домик в какой-то местности, где между высоких сосен стоят открытые веранды, полные людей; слово, не несущее информации, хотя и с расшифровкой — «ФТИ — Физиотерапевтический институт»; спичечную коробочку, полную божьих коровок, которую я вытряхиваю в траву, и детский голос: «Вован, дай откусить кусманчик?».
Может я — Вовка. Пробую имя вслух, обсасываю его, как мятный леденец: Вовка — божья коровка, где твоя иголка? Вован, Вовк, Владимир, Вова, Володимир, Владимир. Владимир Ильич? А чё — хорошо, буду Владимиром Ильичем. Зовите меня просто — Ильич.
Я уже почти оправился, мне еще колют пенициллин, но всего два раза — утром и вечером. Дают витамины, желтые шарики с кислым вкусом. Один раз поставили капельницу с витаминным раствором. Старшая сестра нашла в своих катакомбах старый спортивный костюм — теплую куртку с молнией до конца и надписью СССР на спине, такие же шаровары с задним кармашком. Так что я более менее прилично выгляжу и могу выходить в больничный двор. Шубы и теплые польта с шапками висят на коридорной вешалке, больные не слишком охочи до прогулок. Там голо и снежно. За забором, за снежным бруствером (снег сметают к забору, не вывозят) виден город. Похоже, больница находится близь центра, так как через улицу в голых ветвях тополей просматривается гордость каждого советского города — Городской Комитет КПСС, Горком партии. Спиной к нему стоит мой тезка (если я действительно Владимир). Он в пальтишке, по-зимнему, а кепку снял, зажал в правой руке. Левая в кармане. Стоит лицом к народу, а к власти — спиной[1]. Все правильно. Откуда же мне на память приходит такой же Ленин, но стоящий лицом к райкому? Да, да, именно к райкому. И я там фотографировал свадьбу… Вроде…
Четко вспоминаю — поселок Еланцы. Который расположен в 200 км от Иркутска и насчитывает около 4000 жителей, среди которых преимущественно буряты и русские. Там я в КБО работал фотографом, интересный был обычай: на похороны и свадьбы делать коллективное фото напротив поссовета рядом с памятником Ленина. И фотограф сопровождал такую свадьбу, обходясь не казенным, на треноге, а личным, узкопленочным. в КБО (Комбинат Бытового Обслуживания), получил даже съемочный зал с деревянным фотоаппаратом на треноге и неплохую лаборатория. И возможность зарабатывать раза в три больше, чем в редакции.