Криминальный попаданец

Все это учел следователь, который, как выяснил, знал папу. Вот он и посоветовал мне пойти в военкомат. Обычно дело на призывников клали под стекло, если не очень серьезное преступление. (Характерная деталь: тогда в моде были канцелярские столы, обтянутые по столешнице синим сукном. Вот и клали органические стекла, чтоб писать. И под эти стекла засовывали документы, чтоб были на виду).

В общем, сам виноват. Три с половиной года служил на Дальнем Востоке, вернулся с совсем другим мировоззрением. Во время службы пристрастился писать стишки в газеты: «На страже Родины», «Суворовский натиск» и «Красная звезда». Поэтому дома сразу поступил на заочное отделение филфака местного университета (отслуживших принимали даже с одними тройками). Работать пошел в милицию, куда бывших военнослужащих тоже принимали охотно. Немного поработал в вытрезвителе, а потом перевели(несколько раз писал рапорты) в угро проводником служебных собак. Параллельно писал заметки и стихи в областные газеты. Даже в альманахе местном опубликовался.

Вскоре с собакой отправили на четырехмесячные курсы кинологов. В горную республику, в город Нальчик.

Когда я буду умирать, к моей больничной койке подойдет невысокая немецкая овчарка. И, упершись передними лапами в край кровати, привскочит, положит голову подбородком на край подушки: глаза в глаза…

Впрочем, я уже умирал. В первой жизни и немного в другом измерении. Собака ко мне не подошла. Ко мне подошла санитарка и сказала:

— Потерпи, дедуля, умирать не страшно.

Молодежь, их философия не вполне понятна нам, пережившим две войны.

Но и в новой жизни на новой Земле меня мучает скорбь по гениальной собаке, которая любила только меня.

После перестройки мы узнали, что не так гладко было в захваченных большевиками республиках, бывало и бунтовали. Один такой бунт мы всей милицейской школой (120 курсантов) кинологов подавляли в Кабардино-Балкарии. Часть и вовсе без собак, с автоматами (еще с деревянным прикладом) АК, которые нашлись в оружейке, а часть с макаровыми. Несколько человек все же с овчарками, их посадили в люльки мотоциклов.

Мотоциклов было пять, отличников с прекрасно подготовленными собаками было четверо. Один из них — я.

Басмачи спустились с гор, полностью из воинов кабардинцев, на прекрасных жеребцах (подозреваю, ахалтекинской породы, разводимой в Туркмении). С шашками времен гражданской и маузерами. Они, как выяснится позже, хотели разобраться с обнаглевшими крестьянам балкарцами, которые при советской власти совсем обнаглели в торговом бизнесе (осмеливались брать деньги с князей, вступали в партию и занимали должности). Кабарда, как известно, была под немцами и именно князья преподнесла немецкому командованию совершенно белого ахалтекинского жеребца. Когда советские войска отбросили немцев от Нальчика, князья преподнесли в дар Сталину такого же жеребца, но черного цвета. Так что, живущие в своем — феодальном мире, князья пустили воинов на резню рабов и торгашей, а напоролись на заслон из советских милиционеров.

Несмотря на то, что горцы изначально дружелюбно встретили новую власть, вскоре их постигло разочарование. Большевики закрывали мечети и довольно активно проводили антирелигиозную политику. Среди горцев это вызвало массу неодобрения. Кавказцы начали даже создавать небольшие отряды, что привело к еще большему беспорядку в этом регионе. Это было военное время, там в прямом смысле царила анархия: жители уклонялись от военной службы, грабили города, села и деревни. Подобные бунты после смерти Сталина проходили и в Осетии, и в Туркмении и, даже, в Казахстане. Так что нам, молодым кинологам просто не повезло.

Меня спасла собака, оттащила за поводок, который был захлестнут на запястье, в кусты, а потом умерла. Меня тоже сочли умершим, поэтому не добили.

Два часа спустя подошла армейская дивизия из Северной Осетии и покрошила из пулеметов и жеребцов, и всадников. А потом комиссия из Москвы выслала в Заполярье семье непокорных. Большая часть этих южных семей, оставшихся без мужской поддержки, так и сгинули в вечной мерзлоте Игарки да Туруханска.

Ну а я в той жизни до смерти проходил с серебряной пластиной под кожей головы, куда достал меня всадник после того, как выстрелил в собаку. А я только и успел сделать предупредительный (по уставу) выстрел в воздух, совсем не видя второго всадника сзади.

Глава 22

«Особенно опасно смешивать алкоголь с одиночеством».

Уильям Фолкнер

.

Как все неудачники я часто свое раздражение за несложившуюся жизнь перекладываю на семью, на обстоятельства.

Но в глубине души знаю — вина за все лежит на мне самом, на неумение подавлять страсти и прихоти, желания и слабости.

В старости часто думал: ах, если б не пил, то со своими писательскими способностями после армии мог бы сделать хорошую карьеру в Москве или Питере. И пригласить в свою столичную квартиру маму, помочь ей освоиться в столице, закрепиться, врачи, наконец там лучше.