Криминальный симбиоз

— А если за ней стоят серьезные силы, — спросил Меер, — ведь её кто-то по этой жизни ведет. Да и выручку за месяц она сдала с прибавкой в пятьдесят шесть процентов в отличии от Кота.

— А мне начальник, врать нет резона. Надоела мне воровская жизнь. Хочу дом иметь. Семью иметь и детей. Хочу честно жить, чтобы не прятать глаза от людей, — сказала Сонька, вернувшись назад в кресло.

— Допустим, пан Плышевский, что сегодня, мы упакуем её в бетонную плиту? А завтра — шо будет? Завтра, собранный ей компромат всплывет на Петровке 38, и вси москали будут знать об этом. Ты, что ли будешь потом ответ держать перед ментами? Ты же Михалыч, как последняя крыса, побежишь с моего корабля за кордон земли русской! Или будешь первый давать на меня показания в застенках НКВД! А я, почему-то верю госпоже Винтовской! Раз она решила играть с нами честно, то пусть работает дальше. Баба она с гонором, да и харизма у нее нечета твоей! — Сказал банкир.

— А я думаю господин Меер, что лучше её всё-таки похоронить! Ты телка, врубаешься, что ты вляпалась по самые херсонские помидоры? — перешел на грубость начальник охраны.

Сонька улыбнулась и закинув ногу на ногу, показала Котовскому средний палец, выставив его прямо перед его носом.

— Ты бандерлог, свою пасть на портянки зря не рви это тебе не майдан! Перед тобой не голожопая хохлушка с тверской. Перед тобой сочная русская баба возраста расцвета ума и тела. Если надо я и коней целый табун остановить могу, и не один десяток горящих изб затушить! Так что если ты меня хоть пальцем тронешь — завтра этот жидомассонский притон, будет штурмом брать московский спецназ. И не потому, что я так хочу, а потому, что весь телефонный трёп босса с Котом записан на маленькую такую флэшечку. А за три мокрухи к которым Кот, имеет отношения, и тебе, и твоему боссу придет маленький кирдык. Ты меня зрозумил?

Услышав подобное, Зиновий от злости даже покраснел. Он не представлял, что Сонька в состоянии так яро защищать свою позицию. Он не знал, верить ей или нет, но точно знал, что если она и вправду имеет компромат на него, то тюрьмы ему уже не избежать.

— Кота, завалили за то, что он любил жалом своим чесать, и много лишнего наговорил! Мало знаешь, пан Плышевский — крепче спишь! — Сказала Сонька, с такой убедительной наглостью, что у начальника охраны задрожали руки.

— О, видишь! Девка, Михалыч, прикрылась со всех сторон! Хрен ты, к ней подъедешь на гнилой козе! Я же говорил тебе, что она не блефует! — сказал Зиновий, Плышевскому. Поэтому не будем больше будить русского медведя. Пусть идет работать. Дело по Коту, когда закроют, там видно будет.

Сонька, в душе торжествовала победу. Это было временное перемирие и Плышевский сделает все, чтобы убрать ее, как свидетеля. Сонька понимала это, поэтому и шла ва-банк. Терять ей кроме своей жизни было нечего, но в ней жила уже другая жизнь, которая не должна была угаснуть.

Меер, чувствовал, что Сонька держится достойно и смело, что говорило о неуязвимости. Можно было закрыть ее в подвале, расчленить на мелкие части и спрятать в лесах московской области, но следственный комитет сидел на хвосте уже больше полутора месяцев. Меер чувствовал дыхание северных лагерей за своей спиной, поэтому не хотел еще больше накручивать себе срок. Он открыл сейф достал из него деньги и положил перед собой на стол.

— Извините Стефания Владимировна, такие проверки мы устраиваем почти всем работникам нашего банка. Я хотел бы за вашу работу выдать вам премиальные. Вот здесь двадцать тысяч долларов. Хотите, можете забрать, а хотите пусть лежат в моем сейфе. Здесь будет надежней. Люблю работать с надежными людьми.

Сонька, словно пешка, прошедшая в ладьи, была в это мгновение вся на куражах. Она взяла деньги и улыбаясь Казимиру Плышевскому, положила их себе в клатч.

— Так будет надежней! Я могу идти к гостям, — спросила она босса? — Так выпить хочу Зиновий Михайлович, аж шкура по швам моим трескается вся.

— Да пожалуйста Стефания Владимировна, — ответил Меер, и поцеловав ей ручку, проводил до двери.

Зиновий достал сигару и, откусив кончик, закурил.

— Вот же сука, как крепко она нас за жабры ухватила. Дрянь какая! — Негодовал Меер расхаживая по кабинету. — И заметь Никитич, какая у нее выдержка. Ни один мускул не дрогнул на её лице. Что будем делать?

— Мочить будем суку! — ответил Плышевский, переходя на украинский язык. Шкода зараз не можна на хвості мусорів цілий кримінальний відділ північно-західного району. А якщо вони ще спецназ підтягнут?

— Я завтра піду на Україну. Покатаюсь напередодні виборів, а ти закатай її в асфальт або яке ДТП організуй, але тільки щоб моє ім'я, ні твоє не з'явилося в «Кримінальній хроніці» або в «Чергової частини» каналу Росія. Ти мене зрозумів?

— Бос, а можна я її, перед тим, як мочити-трахну!? — спросил Плышевский. — Я її як бачу, у мене насіннєвий фонд крізь засіки лізе на волю. Ох, як хочу її — спасу немає!

— Так роби ти з нею що хочеш, але тільки без мене. Щоб навіть молекул від неї не залишилося. И помни Казик, немає тіла — немає справи!