— Это было очень давно. Я тогда был еще достаточно молод, но состоятелен. Уже тогда наше общество погрязло в хитросплетениях законодательства. Законы порой были настолько идиотские, что их можно было рассказывать как анекдот в кругу старых друзей. Я понял: пора что-то менять, но меня никто слушал. Поэтому я решил создать прецедент, и, благо, судьба сама мне подбросила такую возможность. А дело все в том, что общество того времени было не готово к радикальным изменениям, и за мое рвение к технологическому прогрессу меня многие сильно критиковали. Но один за меня взялся очень плотно. Поливая меня грязью в прессе и публично, он все-таки вывел меня из себя. Сначала я пытался быть выше этого всего и просто искал причину, почему он так усердно мне гадит, что плохого я ему сделал? Но не найдя видимых причин, я решил взяться за мерзавца. Последней каплей стал факт, что он уже начал упоминать членов моей семьи, которые к этой ситуации не имели никакого отношения. И я решил использовать то, за что он так яро ратовал, критикуя мое желание отойти от привычного и наконец начать развиваться: за старое, но крепкое законодательство. Мои юристы полгода изучали законы, и в результате на него был подан один-единственный иск. Ему нельзя было запретить критиковать мои действия, но, как оказалось, ему можно было запретить публично произносить мою фамилию. То есть, по сути, упоминать и мою семью тоже. Не скрою, судебный процесс затянулся. Но был получен абсурдный результат, который лишний раз доказал, что я прав насчет устаревших законов. Поскольку моя фамилия была очень редкая и принадлежала только моей семье, моим юристам со ссылкой на законы равноправия удалось запретить произносить наше родовое имя абсолютно всем.
Он рассмеялся.
— Да, небольшой штраф и судебный иск. Но этого было достаточно, чтобы мою фамилию, в конце концов, забыли абсолютно все. Хотя в это сложно поверить, но я почти уверен в этом. — Он закашлялся и сказал: — Вот тебе и законы! Время идет, а мы все так же ищем, как их обойти, хоть они нами же и написаны. Закон, разрешающий слежку только по контракту, нам помог действовать параллельно с Перцептроном, продолжая наш эксперимент. И все это для того, чтобы была возможность обойти закон о запрете ИИ. Когда-то мы его принимали, чтобы предостеречь человечество от возможной угрозы. Кто бы мог подумать, что ИИ станет единственным нашим спасением.
Стоящий перед ним офицер уже совсем забыл про холод. На этот раз тема разговора была действительно ему интересна, хоть старик изъяснялся очень витиевато и непонятно даже для него. Поэтому, недолго думая, Гроу Лон решил все-таки спросить:
— А почему Перцептрон не помогает нам?
— В этом и парадокс, Гроу. Понимаешь, Перцептрон — очень сложный организм, его ядро было создано из карт лучших научных умов, из самых сливок. Но принимает он решения на основании карт населения Города. В теории это идеальная комбинация, но на практике она дала сбой. Заложенные в ядро протоколы не дают право посвящать население в некоторые подробности, мы опасались, что это может привести к дестабилизации обстановки. Контролируя все новостные потоки, перемалывая всю информацию и пропуская ее сквозь себя, Перцептрон никогда не допустит утечки сведений, что планета погибает. Ведь это приведет к панике. Именно поэтому теперь нам приходится действовать скрытно, чтобы, не дай Бог, Перцептрон не посчитал, что наши действия могут навредить его идеальному миропорядку. Благо законы и возможности нашей корпорации нам позволяют это. А в это время все текущие решения формируются исходя из текущих карт населения. Ядро — это правила, текущие карты — это действия. Таким образом, система получилась с нарушенной обратной связью. Решения принимаются исходя из той информации, что разрешено доносить, но полной картины-то нет. Круг замкнулся. Создатели считали, что с такой погрешностью система вполне жизнеспособна, но они не учли один факт. Что некоторое незнание может стать фатальным. Население не знает о проблеме, поэтому Перцептрон ничего не делает. Ему просто все равно. И убегающие от реального мира люди — нехороший знак. Он печален, потому что в глубине души печальны его жители. И мы никак уже не сможем совладать с этой апатией Великой Нейронной Сети. Она училась этому у людей годами.
— Не все ведь печальны. Мы не такие…
— Это проблема большинства, Гроу. Хотя уверен, и ты временами печалишься, ты же человек. И эти эмоции чаще куда глубже, чем позитивные, верно? Такова человеческая природа, мы нуждаемся в отрицательных эмоциях, нам нужна эта амплитуда, чтобы сполна почувствовать себя счастливыми, чтобы эти эмоции были яркими, а не обыденными и привычными. Но как машине понять то, что мы сами понять полностью не можем?
Офицер на несколько секунд задумался. Он понимал, что старик прав, хотя осмыслить сказанное было непросто, но ему очень хотелось углубиться в эту тему и он задал еще один вопрос.