Она его поцеловала тогда, в их последнюю встречу, короткую и скомканную. Ольга встала на цыпочки и коснулась губами щеки Криптмана. Он молчал, потому что не знал - о чем говорить. Она тоже - девушка очень плохо владела готиком. Но в ее глазах Фидус прочитал наивную, доверчивую благодарность, а также надежду и абсолютное доверие. Веру в человека, ради которого она столько раз рисковала, и телом, и душой. В того, кто стал между ней и демоном, как настоящий герой, отринувший страх.
В того, кто уже знал, что ничем не может ей помочь. Не хочет ей помочь, чтобы не ставить под очередной удар свою и без того жалкую, неудачливую карьеру.
«Ты мне поможешь?» - спросила она, смешно коверкая ударения и разделяя слоги.
«Ты меня не бросишь?»
И он ответил:
«Да. Я помогу»
И замолчал, стиснув челюсти, прилагая немыслимые усилия для того, чтобы не выдать себя, скрыть бурю в душе. Кажется, напугал девочку каменным лицом без тени эмоций. Во всяком случае, уходила Олла, склонив голову, часто оборачиваясь с жалким, просительным взглядом. Мрачные и бессловесные адепты конвоировали девушку, что шагала прямиком к бессрочной службе в Адепто Пурификатум.
В месте, откуда не возвращаются.
«Ты мог ее спасти»
- Да, мог, - безнадежно шепнул Фидус, отвечая самому себе. - Ценой звания и регалий.
«Престав быть Инквизитором Криптманом. Разорвав длинную цепь слуг Императора, что ковалась столетиями, звено за звеном, жизнь за жизнью»
- Господи, прости меня, помоги мне, - воззвал Фидус, чувствуя, как остатки хмеля покидают сознание. Тщетно, никто не пришел на помощь и не успокоил больную совесть инквизитора.
Криптман встал и неверными шагами побрел в библиотеку. Его трясло, как в послеоперационной лихорадке, так что дорога затянулась. Библиотека встретила молодого хозяина, как и прочий дом - тишиной и полутьмой. Фидус жестом отозвал подкатившегося, было, сервитора, проследил взглядом, как машина с мозгом бывшего человека скрывается в проходе меж шкафов. Сервитор не нуждался в свете, губительном для старых фолиантов, механический слуга ориентировался при помощи инфракрасного прожектора.
Криптман тоже мог бы пройти через склад книг с закрытыми глазами, недаром он столько лет провел здесь в детстве. Но предпочел включить уютную лампу над читальным столиком. Оставалось найти искомое.
Вот ряд с избранными воспоминаниями великих деятелей Ордо Херетикус. Вот практические руководства по методам допроса и следствия, самые потрепанные, зачитанные из всех книг. Введение в искусство распутывания преступных тайн для юного инквизитора... Копии некоторых отчетов Криптманов, изданных «ин фолио», для парадных представлений. Ежегодные справочники и глоссарии по сектам, культам, еретическим сообществам и ксено-расам. Все не то, не то.
Ага, вот.
Отдельный шкаф стоял наособицу и казался новоделом по сравнению с резным деревом, царившим в храме старой литературы. Его как будто сколотили второпях, со старанием, но без всякого опыта в плотницком деле. Надежно, прочно и слегка криво. Десяток широких полок были заполнены дневниками самого разного вида и качества, от роскошных блокнотов, обтянутых настоящей кожей, до нескольких тетрадей, сшитых в одну брошюру при помощи шила и толстой нити.
Фидус замер, глядя на последнюю полку, заполненную примерно на три четверти. И на последний дневник, изданный наиболее роскошно, по специальному заказу. Не из кожи самых преданных адептов, как бывало, но тоже весьма достойно и богато. Красно-черный томик словно завершал и венчал собой долгую череду памятных записей. И притом казался самым забытым, брошенным в тонком слое неистребимой библиотечной пыли.
Криптман неверной рукой взял дневник и понес к читальному столику, который больше походил на пюпитр. Томик оттягивал руку, словно был сделан из грубого картона с жесткими волокнами вторсырья. Фидус опустился в твердое кресло и снова замер, будто не решаясь прочесть записи Криптмана-старшего. Казалось, само время остановилось в ожидании, минуты умирали, едва рождаясь, одна за другой. И наконец, с едва слышным шелестом книга открылась.
«В давние годы я начал вести дневник, более по традиции, нежели ради практической надобности, а также ради утоления собственного тщеславия. Мне думалось, что придет час, когда не станет инквизитора Криптмана, но летопись его жизни останется в веках, сохранив память обо мне иным способом, нежели архивы Ордо Херетикус, что скрывают все и ничего не выпускают наружу. Это, безусловно, грех, однако, думается, простительный. Ведь тогда казалось, что записей останется не так уж много, ибо перед людьми, Богом и собственной совестью я открыто говорю, что всегда смотрел в лицо угрозе, сколь бы тяжкий удел ни ждал меня.
Однако все сложилось по-иному ...