В три часа ночи над Лондоном моросил мелкий дождик, и он надел те самые пальто и шляпу, которые были на нем в день покупки яда. Впоследствии он докупил еще к своему наряду перчатки — на тот случай, если этот момент когда-нибудь наступит: по правде говоря, ему не верилось, что он совершит это сейчас. Когда он поначалу все планировал, это казалось странной, хоть и неизбежной затеей, но действительно довести дело до конца — нечто совершенно другое. Пока момент не настал, он даже в себе сомневался. Но его мысли опережали действия. Слишком много всего произошло, чтобы он мог передумать. Все зашло слишком далеко. Избиения, крики, унижения. К тому же, впервые встретив настоящую любовь, он не хотел теперь ее потерять. Но разве они могли быть вместе, пока у них на пути стояла эта женщина? Выход оставался один. Нужно от нее избавиться.
Когда он медленно шел к Хиллдроп-креснт, 39, в его внешности было нечто такое, что даже поздние собаки на улице переставали лаять и замирали, наблюдая за ним, словно своим поведением он предостерегал их: лучше его не сердить. Он решился — в этом не было сомнений. Ощупал карманы: в левом лежал пузырек и носовой платок, в правом — три массивных, острых ножа для завершения работы. Сердце в груди билось часто, но ему почему-то было не страшно. Несмотря на религиозное воспитание, он не боялся бога и не тревожился о воздаянии. Кора Криппен, рассуждал он, была дьяволом во плоти, и ей незачем оставаться на земле. От ее смерти зависело счастье двух людей. При жизни она приносила окружающим лишь горе и страдания. Поэтому, сживая ее со свету, он, несомненно, совершал полезное деяние.
Он лишь ненадолго остановился у дома, чтобы проверить, во всех ли комнатах погашен свет. Ключи он уже держал в руке и вначале вставил в замок не тот, подергал его, но затем нашел нужный и открыл дверь. Минуту подержал ее приоткрытой, не заходя внутрь и прислушиваясь, не доносятся ли какие-нибудь звуки, но тишина стояла мертвая; он шагнул в дом и осторожно закрыл за собой дверь. Он собирался снять пальто и повесить его в прихожей — все же это могло занять некоторое время, — но передумал. Чем меньше сейчас производить шума, тем лучше.
Он медленно поднялся по ступенькам, слыша при этом собственное дыхание и опасаясь, что разбудит весь дом, и остановился у двери спальни. Вынув из кармана пузырек, снял крышку и, стараясь глубоко не дышать, твердо сжал его в руке. Затем, опустив ладонь в перчатке на ручку двери, медленно ее открыл и остановился во мраке, ожидая, пока глаза привыкнут к темноте, и пристально глядя на человека в комнате.
Кора лежала в постели: простыни сбились, обнажив верхнюю часть тела; она металась, вертелась и что-то бормотала во сне. После разыгравшейся перед этим драмы она долго не могла уснуть, отключилась лишь полчаса назад и теперь беспокойно дремала.
Сквозь щель между шторами в спальню проникала узкая полоска лунного света, упираясь своим изгибом в призрачно-бледную кожу на правом локте Коры. Вот он — последний момент, когда еще можно развернуться и передумать. Подкравшись поближе, он увидел рядом с кроватью стакан воды — наполовину пустой — и вылил туда все содержимое пузырька. Поставив стакан обратно на тумбочку, он вернулся к двери и громко кашлянул, чтобы ее разбудить.
Она медленно открыла глаза, протерла их, а затем приподнялась в кровати и, сощурившись, посмотрела на фигуру в дверном проеме.
— Хоули? — сонно спросила она. — Это ты? — В ответ он лишь заворчал, прочищая горло и, прежде чем она успела сосредоточить на нем взгляд, пошел прочь, скрывшись на лестничной площадке. — Не шуми так, идиот, — проворчала она в последний раз. — Я пытаюсь заснуть.
Перед тем как снова опуститься на подушки, она потянулась за стаканом и залпом его осушила. Он услышал, как она внезапно стала хватать воздух ртом, — прерывистые звуки, бессильные попытки вздохнуть, — и вернулся в спальню, а она от боли вцепилась ногтями себе в горло. Ее глаза расширились, когда она увидела, что он стоит над ней, и затрясла головой, изумленная и смущенная его присутствием, а жизнь тем временем медленно из нее уходила. Он бесстрастно наблюдал за тем, как она упала на подушки, еще пару раз судорожно глотнула воздух и затем замерла с раскрытыми глазами, уставившись в потолок, а из уголка рта на правую щеку потекла тонкая струйка воды. Он открыл рот, пораженный тем, что все действительно кончено, — она наконец