По периметру палубы первого класса парохода «Монтроз» стояли в ряд восемьдесят шезлонгов, надежно изолированных от других пассажиров, и в тот день одна треть из них постепенно заполнилась, хотя солнце продолжало нещадно палить. Некоторые путешественники решили отдохнуть в каютах, другие дремали на солнышке или читали книги, а третьи резались в игротеке в карты. На палубе третьего класса за детьми никто не смотрел — они гонялись друг за другом, дрались и проказничали, пока их родители курили и дружелюбно болтали между собой. Мужчины и женщины носили широкополые шляпы от солнца, а некоторые дамы с зонтиками в руках прогуливались по кораблю в поисках развлечений. Сидевшие держались по преимуществу особняком; некоторые парочки, искавшие общения, опасливо подружились, однако все боялись, что ближайшие девять дней придется отчаянно скучать. В дальнем конце палубы сидел в одиночестве темноволосый мальчик лет четырнадцати, который, подавшись вперед в шезлонге, щурился на солнце. Лицо у него уже посмуглело — его кожа быстро притягивала загар. Тем не менее он продолжал сидеть, обливаясь потом и постоянно убирая с глаз темные пряди. Это начинало его раздражать, и он жалел, что перед отплытием из Антверпена не постригся. Когда он вспоминал последние несколько месяцев своей жизни, ему казалось странным, что он вообще очутился на этом корабле. Было такое чувство, словно у него отняли целую жизнь, и он теперь вынужден начать новую.
Он впервые плыл на пароходе и отправился в эту поездку в силу печальных обстоятельств. Мальчик никогда не видел отца, который погиб во время Англо-бурской войны, когда сыну было всего полгода, а его мать, француженка по имени Селин де Фреди, пару месяцев назад умерла от туберкулеза. Они жили в разных городах Европы, и Том выучился говорить на нескольких языках. Его единственным живым родственником был дядя покойного отца, которому Селин написала незадолго до смерти, обращаясь с просьбой позаботиться о мальчике, если с ней что-нибудь случится. Дядя согласился и приехал в Париж за неделю до ее кончины. Селин успела намекнуть ему, что задача предстоит нелегкая: Том оказался трудным подростком, который рос без призора, на улице и постоянно доставлял хлопоты своей матери. Новый опекун не умел обращаться с детьми, и мать не знала, сможет ли он присматривать за сыном, хотя доверить его воспитание больше было некому. Или дядя — или сиротский приют, и если бы она выбрала второе, ее сын рано или поздно сменил бы одну форму заточения на другую. После кончины Селин они прожили в Париже еще месяц, улаживая ее дела, а затем отправились в Антверпен, где жил дядя Тома. Однако дела вызвали его в Канаду, и среди различных судов он выбрал «Монтроз», забронировав самую дорогую каюту на борту — «президентский люкс».
На корабле было не так уж много мальчиков его возраста, и Том уныло готовился провести девять тоскливых дней в обществе дядюшки. Он уже соскучился по своим парижским друзьям, хотя, по правде сказать, именно они больше года сбивали паренька с пути истинного: проникали посреди ночи в чужие дома, воровали в лавках еду и обчищали карманы прохожим, несмотря на то, что никто из них особо не нуждался в деньгах. От этих воспоминаний мальчик еще больше расстроился. Но все это осталось теперь позади, а будущее сулило жизнь в Канаде. Что уж говорить о новом родственнике: мальчик до сих пор ему не доверял, хоть тот и казался порядочным, впрочем, немного надменным джентльменом.
— Вот ты где, — послышалось сбоку, и мальчик поднял голову, щурясь и прикрывая глаза от солнца ладонью, чтобы посмотреть, кто к нему обращается.
— Дядя Матье, — сказал он, узнав опекуна. — Что случилось?
— Ничего не случилось, мой мальчик, — сказал мужчина, усевшись и окинув палубу рассеянным взглядом. — Просто я тебя искал — и все. Не найдя, испугался, что ты упал за борт. Представь, какова была бы моя утрата.
Том насупился. Временами он не понимал дядиного юмора.
— Я сидел здесь и думал, чем бы заняться, — сказал он через минуту. — Наверно, это будет самая скучная поездка в моей жизни. Возможно, я даже умру от скуки. Можешь тогда похоронить меня в море.
— В этом не сомневайся, — ответил Матье, кивнув. — Но лично меня плавание очень успокаивает. Одиннадцать дней в океане — и никаких тебе забот. Никто не досаждает всякими деловыми вопросами. Великолепные каюты. Вкусная еда. Приятное общество. Думаю, я бы не отказался провести здесь еще пару недель. Только так и нужно путешествовать.
— Да, но ты ведь старый, — объяснил Том. — Тебе нужен отдых. А я молодой. И мне скучно до смерти.
— И то правда, — ответил дядя равнодушно.