Криппен

Хоули улыбнулся и мысленно пересчитал содержимое бумажника, надеясь, что у него хватит денег на подобные излишества. Он еще не знал, что, поймав взгляд завсегдатая, певица непременно заказывала в баре самые дорогие напитки. Чем больше бутылок шампанского покупали ее клиенты, тем больше долларов находила она в конверте с жалованьем в конце недели.

— Хоули Криппен, — представился он, протянув руку. — А вы — мисс Белла Элмор, не так ли?

— Кора Тёрнер, — поправила она, покачав головой. — Белла — просто мой сценический псевдоним. Изысканно звучит, вы согласны? Знаете, я сама его придумала. — Она подражала аристократическому произношению, будто воспитывалась в Букингемском дворце, а не в семье русско-польских иммигрантов, живших в многоквартирном доме в Куинсе. Имя Кора Тернер тоже было псевдонимом: она была урожденная Кунигунда Макамотски, но вскоре отказалась от этого труднопроизносимого имени.

— Очень, очень изысканно, — ответил он, страстно желая угодить. — Мне очень понравилось, как вы поете, мисс Тернер. У вас прекрасный голос.

— Я знаю, — сказала она. — Я — лучшая певица в этом театре.

— Я в этом убежден.

Она молча выслушала комплимент и закурила; Хоули смотрел на нее, не отрываясь. Обычно мужчины брали инициативу в свои руки, но этот показался ей тихоней, нуждавшимся в помощи.

— И чем же вы занимаетесь, Хоули Криппен? — спросила она, помолчав пару минут.

— Я врач.

— Врач? Шикарно.

— Ну, не совсем, — сказал он, усмехнувшись. — Моя специальность — офтальмология. Ничего шикарного в ней нет.

— Офтальмология? — спросила она, сморщив нос: слово далось ей с некоторым трудом. — Ну и что же это означает?

— Наука о глазных болезнях, — ответил он.

— И вы зарабатываете этим на жизнь? — спросила она, сделав большой глоток шампанского, тогда как Хоули всего лишь осторожно его пригубил.

— Ну да.

— Мне всегда говорили, что у меня красивые глаза, — сказала она, напрашиваясь на комплимент.

— И впрямь, — просто ответил он, разочаровав ее. — Можно спросить, сколько вы уже поете в мюзик-холле?

— Три года, — ответила она. — С четырнадцати лет. Собираюсь стать одной из самых прекрасных оперных певиц в мире. Просто мне нужен репетитор — чтобы поставить голос, вот и все. Правда, репетиторы стоят денег. Но у меня врожденный талант — нужно только подучиться.

— Без сомнения, — сказал Хоули. — А вы родились в Нью-Йорке?

Она сощурилась и подалась вперед — теперь они стали похожи на двух заговорщиков.

— Знаете, почему я сюда подошла? — спросила она, и Хоули отрицательно покачал головой. — Я подошла сюда потому, что, выступая на сцене, почувствовала, как вы прожигаете меня взглядом. — Она протянула под столом руку и мягко опустила на его колено. Он весь оцепенел от желания и страха. — И когда я взглянула на вас, то подумала про себя: «Вот почтенный джентльмен, с которым я не прочь выпить. Кажется, он намного любезнее большинства наших посетителей». — Девушка откинулась на спинку стула — она уже неоднократно пользовалась этой заготовкой, — подкурила вторую сигарету и стала ждать его реакции.

— Извините, что таращился, — сказал он.

— Не извиняйтесь. Я стою на сцене, а вы должны на меня смотреть. Так даже лучше. Ведь половина этих дураков продолжают разговаривать друг с другом, пока я пытаюсь выступать. А что вы здесь один делаете?

— У меня был тяжелый день, и я решил немного отдохнуть. Обычно я не пью один, но сегодня…

— Сегодня вам стало одиноко, я права?

Хоули улыбнулся.

— Да, — признался он. — Немного.

— А где же ваша жена? Она не возражает, что вы ходите один в мюзик-холл?

Хоули слегка наклонил голову.

— Моя жена погибла три года назад, — ответил он. — Попала под трамвай.

Кора кивнула, но не выразила никакого сочувствия: она просто собирала сведения, раскладывая их по полочкам в голове для использования в будущем. Они сидели, уставившись друг на друга и не зная, куда им отсюда пойти. Тем временем девушка разработала план.

— Вы голодны, доктор Криппен? — наконец спросила она.

— Голоден?

— Да. Я еще не ужинала и как раз собиралась пойти куда-нибудь перекусить. Хотите со мной?

Хоули вновь поневоле задумался о содержимом бумажника, но в этой девушке было что-то необычайно притягательное, и он так давно не беседовал по душам с женщиной, — вообще ни с кем, — что просто не мог не согласиться.

— Конечно, — ответил он. — С большим удовольствием.

— Чудесно, — сказала Кора, вставая. Он тоже поднялся, но она положила руку ему на плечо и усадила обратно на стул. — Мне нужно переодеться, — произнесла она. — Я просто сбегаю в гримерку. Это не займет и пяти минут. Вы еще будете здесь, когда я вернусь?

— Я буду здесь, — пообещал он.

Быстро сняв сценический костюм в гримерке, которую делила с тремя другими девушками. Кора внимательно посмотрела на себя в зеркало и подумала, не подкрасить ли губы.

— Что ты мечешься как угорелая? — спросила танцовщица Лиззи Маклин, никогда не видевшая, чтобы Кора так суетилась.

— У меня свидание.

— Эка невидаль! Ты ведь каждый вечер уходишь домой с новым мужиком.

Кора злобно глянула на нее, продолжая переодеваться.