Крипт

Оп-паньки!.. Сабина даже споткнулась и схватилась за стену. Такой удачи она и предположить не могла. Да Гражина ей за это волосы вернет и приплатит сверху! "Или убьет", — произнес внутри трезвый голос. Но в плохое верить сейчас не хотелось. Вот оно, кубло ужак. Сбежать бы только вовремя да весточку с голубем…

— Его в полночь из ворот выпустили, конного. Как на пожар — не седлал даже. И лишь через четверть часа всполошились. Потемну кинулись искать, и… папа, и Рошаль, и все. Еще ищут. А он вернулся час назад. Сам. И упал с коня. А врача нет, так я к тебе!!

Майка почти плакала, рука Сабины заболела от пожатия.

— Она… — дрожащим голосом продолжала Майка. — Ему еще хуже, чем когда из могилы вытащила. Я ему не верила, а сейчас сама ее увидела.

Ведьма запнулась и присела на ступеньку:

— К-кого?

— Призрак. Я не знаю. Ой, Сабинка, — рыжая по привычке закусила кончик косы и потянула подружку встать.

В покое плавал кровавый полусвет. Слышалось тяжелое дыхание лежащего в постели человека.

Скрип двери заставил подпрыгнуть белоголового паренька-сидельца, разбирающего строчки тяжелой книги. Налой вместе с книгой грохнулся, но даже это не заставило больного очнуться. Сабина ступней придавила опрокинутую свечу. Майка подняла книгу, прижимая к животу и громко сопя.

— "Часо-слов", — прочитала по слогам в свете очага. — Приберись и иди.

Сиделец обрадовался.

— Стой! — приказала Сабина. — Принеси мне таз, кувшин вару, тонкого льна сувой, моток ниток шелковых, толстых свечей побольше. А то сидят в темноте. Можно подумать, пасеки у вас нет! Меду горшок. Еще котелков небольших полудюжину, столько же ложек деревянных, серебряный кубок, полотенец…

Паренек с непередаваемым выражением уставился на нее.

Майка топнула ногой:

— Оглох?

Белоголовый слетел с места — точно и не было. Сабина же раздернула тяжелые драпировки на окне. Пока девушки плутали по замковым коридорам, погода успела испортиться. Снаружи стало так же темно, как внутри. Стеклянные шарики в свинцовых переплетах вздрагивали под порывами ветра, тучи резали молнии, лаял гром. Ведьма боялась гроз. Рывком она вернула занавесь на место, от очага зажгла свечу, сунула в светец. Подтащила к кровати. Взобралась по приступке, бесцеремонно уселась на край. Нашарила в сумке нож. Спросила у Майки:

— Ты как? Крови боишься?

Рыжая замотала головой.

— Помогай тогда, мне одной тяжело.

В четыре руки девушки растеребили пропитанный кровью бинт. Сабина осмотрела, обнюхала и ощупала разошедшийся шрам. Майка охнула:

— А руки мыть?

— А где?

Графская дочка унеслась. А Сабина продолжала осмотр. И не нашла ничего, что могло бы привести к долгому обмороку и лихорадке. Она своим платком вытерла князю лицо, несколько капель воды, смочив платок в кувшине, выжала на губы. И загляделась, положив подбородок на подставленное колено. Было в князе что-то от дикой конской стати. Мышцы, бугрящиеся под кожей? Стиснутая в кулак рука? Разлет к вискам широких бровей? Такой поднимет, как пушинку, и унесет — к пламени папоротника в лесных недрах, к звездам ли? Его ничуть не портили шрамы и легкая щетина, золотящаяся на щеках и подбородке поверх заживших ожогов — долго бриться больно было… Сабинка стиснула юбку кулаками — до боли в пальцах, чтобы очнуться. Это же брат Гражины. Крыжачка тридцать серебряных за него посулила, усмехаясь. Шутки лесная ведьма не поняла. Только теперь решила, что никому Ивара не отдаст. Ни смерти, ни сестре-святоше. Даже если князь, первый раз на Сабину посмотрев, в другой не взглянет.

— Не отдам.

В углу, где в измятых драпировках роилась тьма, раздалось отчетливое хмыканье.

Глава 19.

1492 год, июнь. Замок Эйле

Сабина не любила, когда над ней смеялись. А потому, не раздумывая, не расспрашивая, дух там или живой человек, запустила в драпировки башмаком на деревянной подошве. Неудобный и тяжелый, башмак за метательное оружие сошел отлично. Взвихрилась пыль, гобелены перемешались и рухнули, обнажая стену. И на какой-то миг ведьме показалось, что она видит там женщину — лет двадцати, в нездешнем уборе: тесном у стана и широком внизу; с распущенными черными с алой искрой волосами. Конопатую. Сабина фыркнула.

— Выходи давай! Патлы повыдергаю! — предложила она.

Но никто не вышел.

Лишь из-за двери раздались грохот оброненной посуды и удрученный вой.

— А чего она…

— Сам заткнись. Тихо.

Это Майка. Ведьма перевела дыхание.

Давешний белобрысый сиделец вваливался в покой задом, на ходу роняя утварь. Сзади шествовала графская дочь в обнимку с кувшином, завернутым в полотенце, и бранилась сквозь зубы. Сабина натянула на Ивара одеяло. Подобрала под себя босую ногу. Спросила ворчливо:

— Все здесь?

Паренек закивал. Похоже, он был не прочь убраться поскорее. Майка заперла за ним дверь на ключ; присвистнув, воззрилась на увенчанные одиноким башмаком сорванные гобелены:

— Как ты можешь это носить?

Ведьма зашипела сквозь зубы. Слетела с кровати, запустила второй башмак к первому и стала разбирать принесенное.

— А это мыло, — Майка с гордостью показала зеленоватое месиво в круглой золотой коробке. Подруга чихнула: