Женский монастырь, посвященный святой Юдит, построенный прародителями Ивара, славился многими чудесами и в год принимал в своих стенах многих паломников и страждущих из мест ближних и дальних. А кроме того защищал юг княжества Кястутис от степных набегов из Торине и Хороола. На укрепления Паэгли не поскупились. И поскольку возводили его в месте низменном, то прежде всего укрепили подножие. В болотистый грунт почти вплотную друг к другу были вбиты дубовые бревна саженной длины, на которые поставили набитые камнями клети. Затем на клети уложили крупный бутовый камень, завершивший фундамент. Особенно глубок он был у башен — Соляной, Кузнецкой, Юрьевой и Рондоли.
Упряжка из двух коней могла в случае нужды затащить пушки на широкую стену, что увеличивало и без того немалую огневую мощь. Ратников защищали прямоугольные печуры с тремя бойницами: средняя для пушек, боковые для лучников и самострельщиков. Кроме отворов для подошвенного, среднего и верхнего боя стены имели навесные стрельницы для боя «косого» — держать под обстрелом ближние подступы к стене. В единственных воротах был «захаб» — изогнутый проход, защищенный решетками и брамой, осложняющий противнику взятие крепости. Изнутри к стенам пристроили кельи, а среди монастырского сада возвышалась церковь святой Юдит с колокольней, служащей еще сторожевой башней, в отдельных постройках располагались трапезная с дормиторием над ней, скрипторий, библиотека, службы и монастырский пруд.
Замечательное место и для молитвы, и для отдыха, и для обороны. Претор должен был чувствовать себя здесь неуязвимым. Дону же Смарде монастырь казался улиткой: панцирь снаружи, и теплое, беззащитное брюхо изнутри. Они пришли сюда убивать.
Сонно пискнула пичуга в мокрых кустах. Пахло сыростью и сеном. И в миг тишины хотелось вцепиться зубами — чтобы подлилась еще немного. Еще чуть-чуть.
Неслышно повернулся в скважине ключ. Не скрипнули смазанные салом петли.
Зашуршал ветками ночной ветерок, удачно заглушив всхлип часовых, которым перерезали горло.
Темные силуэты растворялись в ночи. Здесь и сейчас были только урожденные кястутисцы. Им не нужно было объяснять, что делать и куда идти. Планы монастыря были разложены на столе, все говорено и переговорено в Настанге. Каждое движение, каждый ход, варианты — если что-то пойдет не так. И еще до того любой из полутора сотен мог бы пройти Паэгли с завязанными глазами. Болард тоже прекрасно ориентировался здесь еще с детства, когда они с матерью и сестрой прятались под покровом святой Юдит от мятежа, и юный рельмин Ингеворский читал Credo будущему Великому Герольду Консаты. Выбирая Бога и судьбу. Воспоминания накатили и схлынули. Не место, не время. Болард побежал за Иваром к собору, неся перед собой обнаженный меч.
— Вот и встретились, сестра.
— Вот и встретились, брат.
Хрупкая женщина в тяжелом плаще-велеисе, накинутом поверх балахона, величаво вскинула голову. Изжелта-серые глаза с ненавистью обвели вошедших. Гражина перешагнула через тело заколотого крыжака и села на тяжелую скамью у стола, подперши ладонью острый подбородок. Было ясно, что больше она ничего не скажет. Болард зацепился за мертвеца взглядом, считая бурые пятна на грязно-белом плаще. Он думал, что мертвые всегда лежат неловко, неестественно, и оттого хочется их повернуть, уложить поудобнее. Смешно: обращаться с мертвыми, как с живыми.
Келья матери-настоятельницы в грубом чадящем свете походен казалась особенно неприглядной и голой: стол из горбылей, две деревянные скамьи, узкая кровать с сенником, в изголовье на белой стене черный трехконечный крест. Нервюры, сходящиеся в узел над головой. Распахнутые настежь полукруглые двери. Охрана встала по обе стороны.
Ивар тоже присел к столу — с другой стороны. Андре склонился, грея руки над жаровней. Криво улыбаясь. С горбоносым профилем, освещенным огнем, он был удивительно похож на постаревшего д'Артаньяна.
— Я пришел за Претором, — сказал князь.
Гражина осклабилась.
Ивар дернул плечом:
— Тебе придется ответить.
Он положил перед собой на стол тяжелые кулаки.
— Или мы будем пытать тех, кто еще жив. Кто-нибудь проговорится.
Монахиня еще выше подняла голову. Натянулась пергаментная кожа на шее. Болард отвернулся. Яркая искра под углом двери привлекла его взгляд. Но Шенье успел раньше, наклонился к золотой нитке, застрявшей в щели между плитами. Дверная створка качнулась. Прятавшийся за ней человек обрушился на Шенье, взмахнув кордом, затем проскочил между опешившими охранниками и скачками понесся вниз по винтовой лестнице. Ивар подхватил истекающего кровью Андре. Болард метнулся взглядом между ними и убегающим Ингевором и кинулся догонять, крикнув охраннику следовать за ним.