Крипт

Майка пролежала в кустах достаточно долго, тело ныло от скачки и лесной сырости. Небо над деревьями затянули тучи, брызгал холодный мелкий дождь. И внизу, у корней, было почти темно. Хватаясь за колючие ветки, глотая слезы, девчонка поднялась на ноги. Хромая, побрела наугад, надеясь вернуться к холму. Болели синяки и царапины. И слезы против желания Майки безостановочно бежали по щекам.

Девушку занесло в болото, ноги вязли в тине, каблуки парадных туфелек подворачивались на кочках и в переплетениях белоуса и осоки. Майка разулась, но так стало только хуже. Пришлось остановиться и обмотать ступни оборванным куском подола, а еще одним замотать волосы, спасая их от цепляющихся веток. Но самую сильную боль причиняло Кольцо, раскаленным углем прижигая руку. Майка в который раз пробовала содрать его пальцами и даже зубами, но лишь раскровянила губы о колючие витки серебра.

Кое-как девчонка выбралась на сухое и присела передохнуть, но Кольцо укололо палец, понуждая двигаться. Майка, спотыкаясь, побрела дальше, в разорванных обмотках, оставляя за собой кровавый след, не в силах понять, что реликвия Консаты брутально и просто указывает дорогу. Инстинктивно избегая боли, девушка все же дошла до знакомого орешника, раздвинула ветки — медленно, как сонная — и дальше не сделала ни шагу… Фреска из Архикафедрального собора застыла перед глазами.

— Зря…

Гражина склонилась, интимно мазнув брата губами по щеке.

— Иуда…

— Да-а?..

Лицо монахини исказилось — как лужа, в которую бросили камень.

— Уж не считаешь ли ты себя Спасом? Ну! Молись своему площадному богу или себе самому! Помощь будет кстати!

Ивар шевельнул руками, и крыжак натянул ремень. Гражина же указала рукой на поросший синюхой холм:

— Красота! Ну, чем не Воздыхальница? Проповедуй с креста и воскресни через сорок дней… или сколько там положено. Если сумеешь.

Монахиня вскинула голову. Губы ее смеялись.

— Но я не Ингевор. Я позабочусь, чтобы ты не воскрес. Тем более, тут нет ни этого… придурковатого банерета… дона Боларда. Ни Рошаля. Ни твоей княгини.

Гражина по-птичьи склонила голову к плечу, словно сочувствовала или оценивала обстоятельства, в каких консул оказался.

— Зато у меня, брат… у меня есть для тебя подарок.

Она сходила к седельной суме и вернулась с тремя восьмидюймовыми гвоздями, покатала на ладони ржавые острия.

— От твоих щедрот, брат…

Улыбка сделалась мечтательной и циничной.

— Гвозди из моего гроба. У нас с тобой есть скверная привычка воскресать. Этим мы и похожи. Верно? А я хорошо буду смотреться в трауре. Ты же по мне траур не носил?

Ивар молчал.

— Зазорно говорить с простой монахиней? — Гражина пожала острыми плечами. — Ну, я не обижаюсь. Ты всегда поступал по-своему.

И дала спутникам знак начинать.

Девочке-сосенке отсекли лапки, обрубили верхушку и, притащив из леса неструганое бревно, привязали с коней поперек. Сизые лапки валялись под крестом, трущились под копытами. Древесные раны плыли смолой. Запах смолы, цветов, крови, наползающего дождя…

Гражина сорвала с шеи Ивара княжескую гривну, оскалившись, стиснула в ладони, поднесла к глазам, наблюдая сияние смарагдов. Его самого подтянули на веревках к перекладине, прикрутили лодыжки и запястья и гвоздями из сестрина гроба приколотили к кресту. Князь закричал. Сапоги сразу наполнились кровью, кровь тяжело поползла по ладоням. Гражина, щурясь, снизу вверх глядела на Ивара:

— Ну, давай, проповедуй, боже…

На горизонте клубились тучи, но незамутненное солнце над головою жгло. На раны слетелись мухи и оводы, кружили с настойчивым жужжанием, копошились, облепив тело. Кожа лопалась, шла пузырями, сочилась кровью. Ивар все чаще терял сознание, и потому крыжаки, мешая ему забыться, то выплескивали в лицо воду, то лениво тыкали тупой стороной копья. День вяло тянулся к вечеру. Брызнул «слепой» дождик. И тогда князь, казалось, умерший уже, дернулся, подставляя острым каплям распухшее лицо.

— Костер под ним разожгите, — устало бросила Гражина.

Крыжаки сгребли сосновые лапки, нарубили на дрова березок под холмом, но сколько искр ни срывалось с кресала, напитанная влагой дресва не желала вспыхивать. Между сучьями тянулся едкий дым. Пластовался по земле. Потом костер, наконец, занялся с резким порывом ветра. Огонь облизал распятому ноги, побежал по траве.

Тот же ветер разогнал за спиной Ивара облака, открыв запекшийся закат, растекшуюся на половину неба багряную с золотом драконью кровь. А потом тучи, ползущие с востока, прорезала ветвистая молния, и гром раскатисто приветствовал начало яростного ночного ливня.

Приложения*

1. Перечисление княжеств, входящих в страну Подлунье на 1492 год (по ренкорскому календарю):

Варкяйское — столица в Стекольне, князь — Жигимонт Варкяец.

Кястутисское — столица в Велеисе, княжит дон Ивар; кроме того, на территории княжества расположен Настанг — общая столица Подлунья с принципалом Юзефом Симненским во главе.

Обринское — столица в Ангельске, княжит дон Йорген.

Ингеворское — столица в Эскеле, правит дон Луций Сергий, он же и претор войск Синедриона.

Торинейское — столица в Кобурге, княжит дон Хорас.