— А так, — с торжеством объявила Дигна. — Виктор теперь свободен, пора и мне о счастье подумать.
Майка со всхлипом сползла по стене.
Глава 24.
1989 год, июнь. Гомель —
1492 год, июнь. Окрестности Эйле
— Вы чего, подрались, что ли? — шлепая босиком по мокрой траве, к штакетнику на границе участков продирался Симочка, любитель истории о воробье. Смачно зевал, почесывал голое пузо и шлепал ладонями по плечам, отгоняя комаров. — Чего орете? И где пропадали?
Глаза Боларда засверкали нехорошим огнем. Стоило Серафиму приблизится, как дон Смарда подхватил его под мышки и перенес на свою сторону, прижав к хлипким досочкам.
— Ой! — возмутился Симка. — Ты чего?
Майка упоенно ревела, вытирая мордашку мокрыми насквозь волосами. А поскольку глину до конца из них так и не вычесала, то раскрасилась, точно индеец перед боем. Симка взглянул на рыжую, хлопнул очами и потрепал черный чубчик.
— Вот что, Серафим, — Болард опустил на его худое плечо увесистую ладонь, — ты знаешь, что у нее мать умерла?
— Ага, — кивнул непосредственный Симочка, — я на похоронах был. Инфаркт.
Дон Смарда покатал язык от щеки к щеке: ну, если стрелу в сердце считать инфарктом, тогда да, конечно.
— Майка у тебя поживет пока.
— А чего?
— А матушка дом продала. И уезжает.
— А Ритка?
Болард почесал щеку. Он не представлял, что сейчас поделывает сестра. Должно быть, застряла в мятежном Настанге. Не сказать, чтобы дона это печалило.
Симка взбил чуб:
— Не имела права. Если дети есть несовершеннолетние.
— Права, лева… — пробормотал дон. — Сим, ты зубы мне не заговаривай, — и слегка подпихнул приятеля грудью.
— А я не… и вообще, если б родители на даче не были, они б меня на улицу ночью не выпустили!
— А причем тут они?
— А при том. Они мне не разрешат. И чтобы опеку взять, я на шестнадцать лет старше быть должен, чтоб считаться ей этим… папой. А я только на четыре.
Болард метко сплюнул в крапиву.
— А ты точно знаешь?
— А то. У меня мама — социальный работник, — зачастил парень. — Так что Майку все равно в детский дом отдадут, до совершеннолетия. Мама может замолвить, чтобы получше. А почему ты с ней квартиру не снимешь? — чувствуя, что неприятность миновала, спросил он.
— Я в армию ухожу.
— А… А призыв только осенью. А пока… А университет?
— Выгнали, — Болард скорчил убийственную физиономию. — А что я хозяевам квартиры скажу?
— А что сестра! — отбрил Симка. — Сестер в паспорт не записывают. Может, тебе денег дать? — спросил он жалобно.
— У меня у… — Болард обернулся: Майки не было. Совсем!
Забыв глупого Симочку, дон минут десять обыскивал сад, потом выскочил на улицу. Вроде бы сарафанчик мелькнул в конце, под фонарем. Болард бросился туда. Симка сопел сзади, все больше отставал и, наконец, прекратил погоню. Вспомнил, что разгуливает ночью без тапочек и без рубашки, а это неприлично и холодно. Болард же продолжал бежать, с ужасом осознавая, на что решилась девчонка. И совсем чуть-чуть не успел.
После бурной погони волны Юръ-Дзинтара показались ужасно холодными. И Болард опять купался в одежде. Правда, уже в другой. Чокнутый Переход привычно преобразил ветровку, льняную рубашку, джинсы и тапочки на босу ногу в гардероб средней руки барона: камзол из жесткой парчи с рядом жемчужных пуговок, складчатую рубаху с кружевами по манжетам и вороту, штаны в обтяжку, шелковые чулки и шлепанцы с позолоченными пряжками и бантами. С последними Болард разделался мгновенно, взбрыкнув ногами. Чулки держаться на воде не мешали. А вот проклятый камзол тянул на дно не хуже, чем бушлат революционного матроса из книжки Валентина Катаева. Причем, пуговиц в нем было намного больше, а петли уже и противнее. При этом Боларда больше интересовало, плавает ли поблизости Майка или уже ушла на дно. Тогда можно и не сопротивляться.
Майка не утонула. Время от времени метрах в десяти от барона при свете луны мелькала над волнами ее голова. Рыжая висела, вцепившись в риф четырьмя конечностями, как недоутопленный котенок или гишпанская собачка Му-Му. Хоть не орала. Болард стал героически сражаться с пуговками. Он бы оборвал их ко всем чертям, но средневековые портные работали качественно. А ни ножа, ни хоть завалящего бритвенного лезвия в карманах и кошеле у пояса не нашлось. Наглотавшись солоноватой воды, барон, наконец, проводил злобным взглядом тонущие камзол и рубашку и поплыл к Майке, мощными взмахами рук и ног распинывая волны.
Отлипать от камня рыжая не хотела. Она даже попыталась укусить спасителя и вполне удачно пнула его ногой. Болард взвыл и непочтительно схватил невесту за волосы. Свободной рукой стал отцеплять закостеневшие на камне пальцы. И лишь теперь заметил цепочку походен, мечущихся на берегу. И услышал заглушаемый прибоем крик.
Быстро подплывала лодка. Под ударами весел радужно искрились брызги. Это было красиво.