Эскель вырастал над окружающей местностью, будто примяв ее собою; нависал тяжелыми квадратными, немного скошенными башнями, выдвинутыми за линию толстых стен: четыре угловые и пятая въездная посреди стены — еще более массивная, чем прочие. Скалились с башен и прясел полукруглые бойницы пушечного боя, нависали под скатами шатровых крыш удлиненные машикули — из таких на врага бросают камни и льют смолу либо вар. Мост из крепко стянутых дубовых бревен был поднят, перекрывая собой ворота, запертые на огромные брусья. Такие же ворота, знал Болард, имелись и с внутренней стороны длинной въездной арки. Кроме моста и ворот защищали арку еще и особые решетки-герсы из откованных и заостренных книзу железных полос. Их опускали со второго яруса через специальный проем. В случае опасности прежде, чем стража успевала закрыть ворота, герсы с молниеносной быстротой падали сверху, отсекая вход и выход. Попасть под такую — не дай Боже!
Между зубцами над въездом двигались люди.
Судя по наблюдениям Боларда — человек пять. Может, шестеро.
Войско остановилось на опушке, ждало, что решат командиры.
Дозорные не заметили приготовлений к обороне — Эскель возвышался на холме, но жизни в нем (кроме этих вот промелькнувших силуэтов) было не больше, чем в камнях тракта, ведущего к мосту.
Командиры совещались, поглядывая на кровавые с белым стены, видневшиеся между деревьями, над зеленым полем в россыпи цветов. Над полем звенели жаворонки.
За спиной командиров глухо шумел легион. Приглушенно бряцало железо, ржали лошади. А поле манило выйти поваляться в траве, проскакать во весь опор до замка, спрыгнуть в озеро у восточного подножия холма…
Жигимонт предлагал подойти парадным строем и потребовать сдачи в обмен на сохранение жизни. Ивар почти согласился — но воспротивились Рошаль и Шенье. Жигимонт неожиданно обиделся, плюнул и ушел.
— Как дети, — Рошаль проводил варкяйского князя взглядом. — Противника лучше переоценить, чем наоборот.
— Там никого нет, — сказал Ивар, ломая в руках прутик. Прутик ломаться не хотел — только гнулся.
— А где они? — спросил Шенье, любуясь на массивные стены.
— Ловят нас в Эйле и под Дувром. Кроме тех, кого мы перебили.
— Наверное, — кивнул Андрей. — Если пленные нас не обманули. А может, ждут за стенами и готовятся ударить. Как мы по тем эскельцам.
— Вряд ли, — сказал Ивар.
— Чтоб крыжаки сидели настолько тихо? — засомневался Болард.
— Они — воины. Профессиональные, — отрезал Шенье, уставившись на магистра в упор. — Предлагаю основные силы оставить на опушке, под прикрытием деревьев, куда артиллерия не достанет. В полной боевой готовности. Небольшой отряд отправить на переговоры. Без Ивара.
— С Иваром, — холодно возразил князь.
— Достаточно всего одного выстрела, — пробурчал Рошаль. — И весь поход потеряет смысл.
— Достаточно проявить слабость один раз, и поход тоже потеряет смысл, — возразил Ивар, хлестнул прутиком по ноге. — Они будут сдаваться мне. Даже если там только кухарка и повар.
— А если мы отправимся туда все вместе, и нас накроет? — вкрадчиво спросил Анри.
— Значит, я поеду один.
— Вдвоем, — поправил Болард. — Если что, я закрою князя телом.
— От стрелы — может быть, — совершенно серьезно кивнул Шенье. — А от ядра?
— На войне, как на войне, — сказал Ивар, отбросив прутик. Закончил спор.
— Я с вами, — встал и Рошаль.
Загудела земля, закричали воины.
Триста всадников вырвались из-под деревьев и помчались к Эскелю.
— Варкяец, мать его за ногу! — проорал Галич, хлопая себя по бедрам.
Ивар взревел:
— Коня!!..
Всадники растянулись в цепь, полумесяцем мчались к замку. Уже шпоря лошадь в погоне за Иваром, Болард разглядел среди атакующих рыжебородого Жигимонта. Следом скакала центурия Шенье. Галич с Рошалем остались на опушке, напряженно следили за происходящим, отбирая друг у друга подзорную трубу.
Замок не отвечал. Скрылись пять человек, мелькавшие между зубцов.
Это напоминало детские забавы — триста человек устроили гонки по полю, и соревнуются, кто первый успеет к стенам. При этом два всадника дали фору остальным, а за ними следует второй заезд.
Три сотни Жигимонта вошли в зону обстрела. Болард сильнее сжал поводья, ожидая грома выстрела, грохота разрыва, падения рыжебородого медведя.
Ничего не случилось.
Варкяец осадил коня на краю рва, задрал голову.
— Открывайте! — заголосил Жигимонт, добавив для убедительности площадной брани. — А то сами зайдем, всех под корень! А так не тронем! Клянусь!
Подлетел Ивар — бледный, с закушенной губой. Прожег медведя взглядом. Варкяец засопел. Впрочем, виноватости ни на грош не было в его красной роже.
— Уж простите. Вот возьму для вас Эскель, — пророкотал Жигимонт. — А там хоть голову с плеч. Эй вы! Есть кто умный али нет?! Считаю до трех! Ребята, готовьсь! Раз!
Кястутис безнадежно махнул рукой.
— Ну виноват, виноват… Так пока вы там решали, солнышко зайти могло. А ночью замок брать несподручно. Два!
Ивар молчал. Жигимонт побагровел еще больше.
— Ну, прости бобра, — басом, слышным, должно быть, и за стенами, взмолился он. — Москы мне брать не дали, на тракте вперед не пустили… Эй! Я сейчас «три» скажу!!