Криптонит Дубова (СИ)

— У тебя должна быть открыта шея. — Сделал несколько шагов к напольным вешалкам, где рядами висело барахло невозможных цен и брендов; небрежно пошорхал тремпелями. Выбрал что-то, снял и протянул мне: — Примерь. Я посмотрю.

Едва взяв в руки одеяние, внутренним чутьем уловила предстоящие неприятности. Что именно произойдет — еще не знала, но предчувствие уже начало покалывать кончики пальцев.

— Выйдите, пожалуйста.

Кирилл Геннадиевич, казалось, удивился такой просьбе, но вышел.

Все дело в том, что платье, выбранное им, надо было надевать на голое тело. В смысле без бюстгальтера, так как лиф был сделан в виде корсета. Скрипя зубами, переоделась. Еле извернулась с молнией сзади. Посмотрев на свое отражение в зеркале, сразу поняла причину своего беспокойства.

Я подсознательно выбирала платья скрывающие не только грудь, но и шею, пряча под одеждой цепочку с обручальными кольцами. Теперь же она красовалась на виду.

Выглянув из комнаты, увидела Дубова буквально в паре метров. Он водил пальцами по экрану телефона, а заметив меня — еще раз осмотрел с ног до головы.

— Иди за мной. — Отдал команду и направился в сторону кабинета.

Когда оказались внутри, Удав направился к стене, где открыл сейф. Достал несколько плоских бархатных коробочек, заставив сердце сжаться, что есть силы. Непроизвольно сделав шаг назад, уставилась на него с мольбой.

— Твой амулет верности сегодня придется снять. — Холодным тоном оповестил, не реагируя на безмолвную просьбу.

— Пожалуйста… нет. Не надо… прошу вас… — зашептала, отступая.

— Нелли. — Он поставил украшения на стол. — Подойди ко мне.

— Кирилл Геннадиевич… я… не могу… пожалуйста… — К горлу подступили слезы.

За пять лет я ни разу не снимала с себя цепочку с кольцами. Ни разу!!! Для меня это было равносильно предательству, понимаете? Озноб ударил по спине. Плечи и руки вдруг стало тянуть, как будто кто-то внутри захотел вытащить все мышцы и сухожилия. До боли на физическом уровне.

— Нелли. — Повторил мое имя, давя на невидимом уровне.

Интересно, если бы он знал, какая истерика была той ночью у меня, остановился бы?

Хотите правду?

Ответ — нет.

Дубов поставил цель. Точка. Потом уже, много времени спустя, анализируя поступки и поведение, пришла к выводу, что все было просчитано и предусмотрено.

Кирилл наверняка догадывался, в каком состоянии я буду, когда сниму с себя столь дорогую вещь. И оперный театр — тоже не просто так. Мы сидели в вип-ложе, вроде бы и на виду и с тем слишком далеко от любопытных глаз.

Никакое актерское мастерство не помогало. От прикосновения его пальцев к моей шее, когда снимал мой талисман и вешал золотую цепочку с каплей бриллианта, вздрагивала, не скрываясь. Кольцо с такой же каплей на руку. И внутренний вой, рвущий на части: «Леша, прости!!!»

Как же мне было плохо. Конвульсии заглушенной истерики бились в груди. Кипели, обжигая, и просились на свободу. Давилась от чувства унижения и ничего не могла с собой поделать. Отступилась. Предала. Оказалась недостаточно сильной. Словно на колени меня поставили.

А еще этот вой оперный, прости господи. Пытка для ушей длиной в четыре действия. Два с половиной часа ада на итальянском языке. Благо с антрактом. Пытаясь всячески отвлечься, чтобы не дать волю слезам, продолжавшим в каком-то нелинейном порядке свои попытки добраться к выходу, постаралась абстрагироваться от шабаша, творившегося на сцене. Не вышло. Это, наверное, странно звучит из уст человека, который сам участвует в антрепризах. И тем не менее. Опера — на любителя, скажу я вам.

Одним словом — вкусы с Удавом у нас были кардинально разного порядка. Если вычурного буржуя тянуло к старине и классике, то меня к авангарду и модернизму.

К нему в дом мы вернулись поздно. В начале одиннадцатого, по-моему. Сама сняла украшения и положила сверху на коробки. Сгребла ладонью свои кольца с цепочкой.

— Доброй ночи.

Он не ответил. Вообще в тот вечер мы практически не разговаривали. Это был один из самых тяжелых дней в моей жизни. Хуже — когда узнала о смерти мужа и последующий год.

Мне сложно объяснить всю горечь, которую тогда испытывала. Кем я чувствовала себя? Иудой. Предала память любимого. Леша не заслуживал такого. Умом, конечно же, понимала, что занимаюсь саморазрушением, продолжая любить мертвого, но остановиться не могла. Слишком хорошо мы с ним жили. Слаженно, весело, без ссор и выяснений. Единственный человек, с которым ничего не боялась.

После того, как его не стало, чтобы хоть как-то существовать дальше и не задаваться вопросом зачем без него дышу, придумала, что… что он не умер на самом деле. Может, его в плен взяли, и никто просто не знает об этом или же мне не говорят по неведомой причине. А похоронила кого-то другого. Гроб ведь закапывали не открывая… И что… что скоро… совсем скоро приедет домой. Надо лишь еще совсем немножечко подождать… месяц, или два. Уже скоро. Недолго осталось. Я ведь столько ждала! Так вот он вернется… откроет дверь и прокричит, как всегда:

— Масяня! Иди на ручки!