Криптономикон

– Какой математикой он занимался, Рэнди?

– До войны – теорией чисел. Из этого никак не выведешь, чем он занимался во время войны. Вполне может быть, что он попал в криптографическую службу Третьего рейха.

– Что не объясняет, как он попал сюда.

Рэнди пожимает плечами:

– Может быть, разрабатывал турбины для подлодок нового поколения. Не знаю.

– Значит, рейх поручил ему какую-то секретную работу, которая его и сгубила, – говорит Дуг. – Это, наверное, мы и сами могли бы сообразить.

– Почему ты упомянул криптографию? – спрашивает Ами. У нее есть какой-то эмоциональный металлоискатель, который звенит при приближении к скрытым допущениям и подавленным импульсам.

– Просто я на ней зациклен. И потом, если существовала какая-то связь между фон Хакльгебером и моим дедом…

– Твой дед был криптографом? – спрашивает Дуг.

– Он никогда не рассказывал, что делал во время войны.

– Классика.

– От него остался сундук на чердаке. Сувенир с войны. Очень напомнил мне чемодан с японскими шифровальными материалами, который я видел в кинакутской пещере.

Дуг и Ами поднимают брови.

– Скорее всего, это ничего не значит, – заключает Рэнди.

Оркестр начинает играть одну из мелодий Синатры. Дуг и Аврора, обменявшись улыбками, встают. Ами закатывает глаза и отводит взгляд, но это такая минута, когда отступать поздно. Рэнди встает и протягивает руку пугающей и желанной; она, не глядя, подает ему ладонь.

Рэнди шаркает, что не придает танцу красоты, зато исключает возможность раздавить партнерше плюсну. Ами танцует не лучше его, зато держится естественнее. К концу первого танца у Рэнди перестают гореть щеки; он целых тридцать секунд ни за что не извинялся и целых шестьдесят не спрашивал у Ами, нужна ли ей медицинская помощь. Тут танец кончается, и этикет требует, чтобы он пригласил Аврору Таал. Это уже не так страшно; она танцует великолепно, а их отношения исключают возможность гротескной преэротической неловкости. Кроме того, Аврора лучезарно улыбается, в то время как у Ами лицо было напряженное и сосредоточенное.

Объявляют белый танец. Рэнди все еще пытается поймать взгляд Ами, когда видит перед собой миниатюрную пожилую филиппинку, которая спрашивает у Авроры разрешение пригласить ее партнера. Та уступает его, словно жирный фьючерсный контракт на товарно-сырьевой бирже. Рэнди и его дама танцуют техасский тустеп под звуки ранних «Би-Джиз».

– Ну что, уже обрели богатство на Филиппинах? – спрашивает дама (имени ее Рэнди не расслышал). Она ведет себя так, будто Рэнди обязан ее знать.

– Мы с партнерами изучаем деловые возможности. Не исключено, что богатство впереди.

– Как я понимаю, вы хорошо считаете, – говорит дама.

Теперь Рэнди по-настоящему ломает голову. Откуда она знает? Наконец он произносит:

– Я хорошо знаю математику.

– Разве это не одно и то же?

– Нет, математики по возможности ничего не считают. Мы говорим о числах, но стараемся как можно реже иметь с ними дело. Для этого есть компьютеры.

Дама не дает сбить себя с толку; у нее есть разученная роль.

– У меня для вас математическая задача.

– Давайте.

– Что даст следующая информация: пятнадцать градусов, семнадцать минут, сорок одна целая тридцать две сотых секунды северной широты, сто двадцать один градус, пятьдесят семь минут, ноль целых пятьдесят пять сотых секунды восточной долготы?

– М-м… похоже на координаты. Северный Лусон?

Дама кивает.

– Вы хотите, чтобы я сказал, сколько это даст?

– Да.

– Наверное, это зависит от того, что там находится.

– Думаю, да. – До конца танца дама ничего больше не говорит, только хвалит, как Рэнди танцует, что в такой же мере трудно интерпретировать.

Девушка

В Брисбене все труднее и труднее найти квартиру – это стремительно растущий город шпионов, австралийский Блетчли-парк. Есть Центральное бюро, разместившееся на ипподроме «Аскот», и совершенно другое учреждение в противоположной части города – Разведывательное бюро союзных войск. Сотрудники ЦБ – в основном хилые математики, люди из РБСВ напоминают Уотерхаузу бойцов подразделения 2702 – крепкие, загорелые и немногословные.

В полумиле от ипподрома «Аскот» он видит как раз такого малого. Парень с пятисотфунтовым вещмешком упругой походкой выходит из пряничного домика, с веранды машет полотенцем уютная старушка в переднике. Все как в кино: не верится, что в нескольких часах лёта отсюда люди чернеют, как фотобумага в проявителе, оттого что анаэробные бактерии превращают их тело в зловонный газ.