Криптономикон

Как только Рэнди видит дворец, все встает на свои места. Он наклоняется и с риском схлопотать замечание от стюардессы вытаскивает из-под кресла впереди ксерокопию. На первой странице – карта Кинакуты тысяча девятьсот сорок пятого года, дворец султана – точно посередине. Рэнди начинает крутить карту, как запаниковавший водитель – баранку автомобиля. Вот река. Вот пик Элиза, где у японцев были локаторы и подразделение радиоразведки. Вот бывшее взлетное поле японских Вспомогательных воздушных сил флота. До последнего времени здесь располагался кинакутский аэродром. Теперь это стайка желтых кранов над синей туманностью железных конструкций, освещенной изнутри белыми созвездиями сварки.

И вдруг что-то совсем из другого мира – клочок изумрудной зелени длиной в пару городских кварталов, обнесенный каменной стеной. У одного края тихий прудик (самолет летит так низко, что Рэнди может сосчитать кувшинки), крохотный синтоистский храм черного камня, бамбуковый чайный домик. Рэнди прижимается носом к стеклу и поворачивает голову, пока изумрудный пятачок не скрывается за высотным домом прямо под крылом самолета. На микросекунду он видит, как в отрытом окне кухни стройная женщина заносит топорик над кокосовым орехом.

Садику место на тысячу миль севернее, в Японии. Когда до Рэнди доходит, что это такое, у него по спине бежит холодок.

Он сел в самолет два часа назад, в Международном аэропорту Ниной Акино. Рейс задержали, у него было достаточно времени, чтобы рассмотреть попутчиков: трех белых, включая самого Рэнди, и два десятка малайцев (из Кинакуты или с Филиппин). Все остальные пассажиры – японцы. Некоторые, судя по виду, бизнесмены, но большинство – организованная тургруппа, которая прошла в посадочный зал ровно за сорок пять минут до назначенного времени отлета и выстроилась позади девушки с табличкой в руке. Пенсионеры.

Их цель – не Техноград и не какой-то определенный островерхий небоскреб в деловой части города. Они направляются в японский садик за стеной, разбитый над братской могилой в том месте, где 23 августа 1945 года приняли смерть три с половиной тысячи японских солдат.

Йглмский дворец

Уотерхауз кружит по тихому проулку, щурясь, читает бронзовые таблички на белых каменных домиках:

ОБЩЕСТВО УНИФИКАЦИИ ИСЛАМА И ИНДУИЗМА

АНГЛО-САМОЕДСКИЙ СОЮЗ

ОБЩЕСТВО ДРУЖБЫ «ЧАН ЦЗЕ»

КОРОЛЕВСКИЙ КОМИТЕТ ПО БОРЬБЕ С ИЗНОСОМ МОРСКИХ КРИВОШИПОВ

АНТИВАЛЛИЙСКАЯ ЛИГА

БОЛДЖЕРОВСКАЯ АССОЦИАЦИЯ ПО РАСПРОСТРАНЕНИЮ СТРЕКОЗ-СТРЕЛОК

АБ’ИДИНЕНИЕ ЗА РИФОРМУ АНГЛИЙСКАВА ПРАВАПИСАНИЯ

ОБЩЕСТВО ЗАЩИТЫ ГЛИСТОВ

ЦЕРКОВЬ ВЕДАНТИЧЕСКОГО ЭТИКО-КВАНТОВОГО СОЗНАНИЯ

ИМПЕРСКАЯ СЛЮДЯНАЯ КОЛЛЕГИЯ

Поначалу он принимает Йглмский дворец за сельскую промтоварную лавку. Над тротуаром, как боевой таран триремы, нависает эркер, в нем выставлены: безголовый женский манекен в чем-то, связанном, по-видимому, из пряденой стали (дань аскетизму военного времени?), кучка серой грязи с воткнутой в нее лопатой и еще один манекен (относительно новый, втиснутый в самый угол) в форме британского военно-морского флота, с фанерным контуром винтовки в руках.

Неделю назад Уотерхауз нашел в книжной лавке возле Британского музея источенный червями экземпляр «Большой йглмской энциклопедии», с тех пор таскает его в портфеле и впитывает по странице-две, как сильнодействующее лекарство. Главенствующих тем – три, они выпирают из каждого абзаца, как Три Схры – из Внешнего Йглма. Две из них – шерсть и гуано, хотя на древнем самобытном йглмском языке они зовутся иначе. Тут имеет место та самая лингвистическая гиперспециализация, которая, как уверяют, есть у эскимосов для снега, у арабов – для песка. «Большая йглмская энциклопедия» никогда не использует английские слова «шерсть» и «гуано», кроме как в уничижительном смысле, для грубых подделок, экспортируемых всякими там шотландиями в наглой попытке сбить с толку наивного покупателя. Уотерхаузу пришлось прочесть энциклопедию почти от корки до корки и применить все свои дешифраторские навыки, чтобы методом сопоставления понять, о чем речь.