– Я люблю кухонные, и чтобы они острые были, а не такие, как у нас, – не упустила возможности укорить Тамара. – Да и в самолет тебя с ним не пустят…
– А я его в багаж вместе с чемоданом сдам, – возразил Толик, – долетит, как миленький.
– Хороса нозика, – вдруг снова подал голос хозяин лавчонки. – Сибко хороса… – и согнулся в три погибели, так что жидкая седая косичка через плечо свесилась.
– Не бери! – вдруг побледнела Тамара, и даже шаг вперед сделала, словно заслоняя собою Толика от кинжала. – На кой он тебе сдался? У тебя же этих ножей дома хватает… Сколько их у тебя, ты уже и сам, наверное, не помнишь…Не бери, Толик, зачем он тебе? – тревожно повторила жена.
– Хороса нозика, – снова проблеял в поклоне таец, и вдруг высверкнул снизу вверх на Тамару сердитый взгляд.
И опять холодком обдало сердце Толика, и чувство близкой опасности ворохнулось в нем, но именно поэтому, как бы отметая все эти глупости, он бесшабашно рубанул рукой:
– Ладно, беру! Сколько ты за него просишь?
– Совсем нискоко – сито батов.
– Баксов? – не поверив своим ушам, переспросил Толик.
– Зачем – баксов? – опять поклонился старый таец. – Я говори – сито батов.
Действительно, смешная сумма для такой игрушки, но спорить, естественно, Толик Ромашов не стал. Он заплатил, забрал ну просто шикарный кинжал, и поспешно, словно таец мог передумать, пошел вон из лавчонки. Надувшаяся Томка молча последовала за ним. Ничего не понявшая Дашка – следом, то и дело оглядываясь на необычного старичка. Таец выпрямился, сощурил и без того узкие глаза, и подобие улыбки скользнуло по его обезьяньему личику.
Но как и от кого могла узнать о кинжале эта ярко накрашенная, аккуратно завернутая в блескучие тряпки женщина? Знали о нем пока что только три человека: сам Толик, жена Тамара и Дашка. Все! Он даже перед друзьями-охотниками еще не успел похвастать своим приобретением. Да и когда? Сразу после приезда столько дел навалилось по работе и по дому, что про кинжал он просто-напросто забыл. Не до него пока было. И вдруг какая-то цыганка, чудо в перьях, ему о нем напомнила.
– Пошли, – вдруг решительно заявила цыганка и, схватив за руку, повела Толика в беседку. – Садись и слушай меня внимательно, золотой. Слушай и запоминай…
– Откуда ты про кинжал знаешь? – вякнул было Толик, но Эсмеральда, или кто она там на самом деле, и слушать его не стала. Неуловимым движением она извлекла из своей яркой одежды изрядно потрепанную колоду карт, и быстро раскидала ее на столе.
– Смотри сюда, золотой, смотри внимательно! – прошелестела она зловещим шепотом, вновь хватая Толика Ромашова за руку. – Видишь, как карта легла? – и потянула его ближе к столу, и рука у нее оказалась неожиданно твердой и сильной. – Плохо для тебя карта легла. Совсем плохо…Зачем ты этот кинжал в Таиланде покупал? Почему жену свою не послушал? – опять спросила она и укоризненно покачала головой.
Толик, неожиданно обмякший от этих слов, ничего не соображающий, впервые взглянул странной женщине прямо в глаза. И словно провалился в темную, бездонную пропасть, опасно втянувшую в себя его взгляд. Все дальнейшие слова цыганки он вспоминал потом, как дурной сон, привидевшийся ему не то спьяну, не то с устатка…
– Тебе от этого кинжала надо срочно избавиться, – зловеще говорила цыганка. – Выбрось его куда подальше и не жалей, что сто батов напрасно потерял… И забудь, золотой, совсем забудь про него. Не простой это кинжал, ох – не простой…
«Ну да, я выбрось, а ты подберешь, да?» – начал было думать Толик, но удивительная цыганка эти мысли его мгновенно прочитала.
– Да не нужен он мне, – усмехнулась она, – даром не нужен твой кинжал… Нельзя мне с ним, никак нельзя – старик запретил… А вот тебе – тебе смерть от него будет, вот что я хотела сказать. И карты об этом же говорят. Так что, золотой, послушай меня и выбрось его куда подальше, и чем раньше ты это сделаешь – тем лучше для тебя будет…
И так она это проговорила, так Толик пропитался вдруг неясной тревогой, что поверил он цыганке. Совсем поверил. И больше ничего не сказала ему эта странная женщина, молча собрала карты, молча же приняла от него крупную купюру, которую он непонятно зачем протянул ей. И растворилась цыганка, исчезла, словно никогда и не была.
2