Крис и Шанелька [СИ]

Она сидела одна, дожидаясь Крис, которая ушла в темноту разыскивать среди ночных купальщиков Ляночку, и думала. Так, ни о чем. О том, что не знает, чем занимается в свободное от квестов время принц Дима Фуриозо. И о том, что все-таки им было очень хорошо, там, на ночном склоне черных гор среди черных деревьев, только немного коротко, ведь кроме секса были еще эти самые горы, о них так вкусно рассказывал Вова, и Шанелька, слушая, видела их — мальчишек, ползущих по спящей траве под мохнатыми звездами. Еще о том, что странный Ласточка угадал стихи Крис, и они, и правда, хорошие, но странные, потому еще более замечательные. И о том, что в читальном зале детской библиотеки совсем небольшая зарплата, но так отдохновенно приходить туда, к тихим столам, окруженным высокими стеллажами, и зимой там ужасно славно, тепло, и очень уютно. Такие вроде бы мелочи, из которых ее, Шанелькина жизнь.

— Стихи, — сказал за спиной голос, и Шанелька подскочила от неожиданности. Обернувшись, придержала рукой сердце, которое заколотилось под белой майкой.

— Фу. Вы меня заикой оставите. Разве можно.

— Заикой не надо, — Ласточка обошел коврик и уселся на песок.

Был он совершенно голым, луна блестела на худых плечах и терялась в заломах старой шляпы, посверкивала в темноте, где живот, — светила на его пирсинги, догадалась Шанелька, сгибая ноги в коленках и обхватывая их руками.

— Заикой не надо, — повторил, развивая мысль, — я как раз хотел продолжить нашу беседу. О стихах. Вы сказали, поэзия Волошина вам не очень. А почему? И какие стихи вы написали бы на стенах дивного Кокто? Не ваша загадочная подруга, а именно вы — женщина солнечного света. А?

— Я? — Шанелька задумалась. Ей вдруг стало все равно, сколько одежды на собеседнике.

Под неясной шляпой иногда сверкали глаза. И кажется, сережка в ухе.

— Он чересчур драгоценен, — она говорила медленно, подбирая слова, и обводя глазами пустоту вокруг них. Если кто-то нарушит ее, знала она о себе, все слова убегут, перемешаются. С детьми ей всегда было легче, Крис верно подметила, а Шанелька даже назвала рамки — с детьми до тридцати. Ласточка же явно был ровесником Черепа, а может и старше.

— Все поэты того времени использовали пышные, драгоценные слова, писали о яхонтах и лалах. Сравнивали природу с камнями, нет, с каменьями. Явления природы. Но вот у Шенгели, керченского поэта, этот язык совершенно естественный. Я когда смотрю на небо, в грозу, например, то вспоминаю его стихи. Или еще бывает трава на закате. Такая яркая, будто она горит. Их словами — пламенеет. И он прекрасен, совсем не потому что родился в моем городе, и мы кулики одного болота. Понимаете? Он просто прекрасен, сам, как такая гроза или эти закатные травы. Я написала бы пару его стихотворений. Я только плохо помню, наизусть не знаю. Нужно найти. Вернее, я могу вспомнить, но… Ой, короче, если надо, я в сети разыщу. А вы что, вы тоже поэт?

— А вам стало страшно? — он усмехнулся, блеснули под шляпой глаза.

Шанелька не поддержала смех. Серьезно кивнула.

— Да. Я имела дело с поэтом, с ними очень нелегко. Извините. Если вы тоже. Да впрочем… Мы же просто беседуем. А вот и девочки.

Она встала, маша рукой черным теням, которые вышли на свет и оказались тремя голыми женщинами, Ляночкой в купальнике и Крис в шортах и сиреневой блузке. Оглянулась на молчание. Но Ласточки уже не было. Будто она говорила сама с собой.

— У меня работы уже упакованы, — Таня отжимала мокрые волосы, встряхнула их и кинула за спину, прошлась ладонями по грудям и животу, стирая капли. Она была приземистая и крепкая, с полными ногами и слегка выпуклым животом с черным треугольником лобка.

— А вы про какую? На выставке зимой в Питере будут все. Хотите, билеты оставлю вам и подруге.

— Место вы там рисовали, одно. Извините, в Питер я вряд ли, ну и мне нужно сейчас, пока мы с Крис едем. И орел еще.

— Рассказать сможете? — Таня взяла протянутую Ляночкой накидку, сунула голову, расправила ткань по плечам.

Шанелька подумала несколько секунд. И вдруг рассказала не то, что мельком увидела на картонке с размытыми красками, а то, что приснилось. Под волшебные таблетки веселого доктора в попугаях.

— …И внизу далеко сосны, кажется. Деревья. Совсем внизу, даже дух перехватывает.

Таня выслушала, кивнула. Сказала обыденно, а у Шанельки стукнуло и остановилось на мгновение сердце, удивляясь.

— Это тропа к Субаткан-яйле. Если от Перевального идти к Красной пещере. Но не к самой, а свернуть влево и там вверх. Довольно далеко, но наверху красота. Эта скала, она справа от тропы, над ущельем. Не все знают. Только те, кто там был.

— Оно есть? — пораженно спросила Шанелька, — это место, оно настоящее?

— Ну да, — удивилась Таня, — вы же сами, рассказали сейчас. Извините, нам совсем уже пора. Еще на трассу идти пешком, успеть на автобус, так неудобно авиарейс получился.

— Когда автобус? — деловито спросила Крис.

— В полвосьмого, нужно подойти к семи получается. А нам еще кучу всего собрать. Женькины работы. Он маслом пишет, у него такой баул.

Крис подумала, вытаскивая мобильник и глядя на часы в нем.