Кристалл силы: дьявольская любовь (СИ)

— Моя мама была невероятным человеком. Если я просто скажу, что обязан ей всем — этого будет слишком мало, чтобы обозначить её роль в моей жизни. В детстве я всегда смотрел на неё и видел идеал. Идеал сильного и мудрого человека. Идеал женщины, поддерживающей своего мужа во всех начинаниях. Идеал матери, готовой ради своего сына абсолютно на всё. Я вырос, очень многое в жизни изменилось, и лишь моя мать оставалась всё такой же. Оставалась всё тем же идеалом для меня. И единственное, о чем я жалею на сегодняшний день — это о том, что я так и не сказал ей этого вслух. Всю жизнь я шел за её светом, поддерживаемый её теплой материнской рукой. Этот свет и тепло казались для меня чем-то само собой разумеющимся. И я был дураком. Я не ценил самого главного, я не радовался её присутствию рядом каждый день. Я так много времени уделял своей работе и так редко просто был с ней рядом. А теперь эта возможность исчезла, и я понимаю, что я самый большой глупец в мире. Глупец, который отдал бы все свои деньги просто за шанс сказать ей, как же я люблю её.

На глазах этого вечно строгого и серьезного мужчины выступили слезы. Искренние, так сложно сдерживаемые слезы утраты самого дорогого, что было у него в жизни. Все замерли. Многие не могли поверить, что Виктор, истинно жестокая и беспощадная акула бизнеса, способен на подобные эмоции. Бывало, он одним решением и щелчком пальцев сметал людские жизни, часто не задумываясь об этом. И даже этот железный человек умел искренне плакать.

Стоящая неподалеку Ребекка, вернувшаяся в дом служанка, подала хозяину белый платок. Тот с необъяснимой мягкостью кивнул ей, вытер глаза, быстро проморгался и продолжил свою речь:

— Единственное, что успокаивает меня сегодня — это понимание, что теперь она в лучшем мире. Теперь она, наконец, воссоединиться с моим отцом, мужчиной, который никогда не скрывал, как сильно и неудержимо он любит её. И я надеюсь, — он поднял вновь заблестевшие от влаги глаза вверх, куда-то в потолок, — надеюсь, папа, что ты расскажешь ей о том, как она была важна и для меня тоже. Ведь ваш сын оказался самовлюбленным идиотом, который теперь может лишь жалеть о том, как много он не сказал, когда еще был шанс…

Стоявшая всё это время недалеко Ева не выдержала. Пряча от всех гостей заплаканные красные глаза, она спешно зашагала прочь из комнаты. Виктор продолжал говорить. Некоторые люди проследили за внучкой умершей сочувствующими взглядами. Натали явно захотела проследовать вслед за расстроенной дочерью, но не могла обидеть своим уходом мужа, говорившего столь сложные для него слова.

— Я постараюсь помочь. — тихонько шепнул женщине Райнхард.

Та с благодарностью кивнула ему, и дьявол незаметно вышел из гостиной, чтобы проследовать за Евой. Уже скоро он пару раз постучал в дверь её комнаты и, не дожидаясь ответа, вошел. Девушка стояла к нему спиной у окна. Упираясь ладонями в подоконник, она горько и прерывисто плакала. Дрожащая, надломленная, почти угасшая. В груди у дьявола что-то предательски сжалось от её вида. Он быстро подошел и аккуратно положил ладонь на тонкое плечо.

— Ева, я…

— Не надо! — она резко выгнулась подобно кошке, почти вжалась в этот подоконник, чтобы отнять у мужчины возможность касаться себя. — Райнхард, не трогай меня, пожалуйста.

Её голос смешался с прерывистыми нервными всхлипами. Лицо всё раскраснелось от слез. Пряди черных волос намокли и прилипли к щекам. Губы кривились, истерично подрагивали. Она снова издала хриплый всхлип, и всё её тело почти надломилось в такт ему. Крупные капли стекали по мокрым щекам, скулы на которых были болезненно выражены.

Не понимая, но принимая реакцию девушки, дьявол послушался и опустил руку, сделав невольный шаг назад. Он пытался найти слова, но не получалось. Он видел за свою жизнь так много сломленных горем людей, и ему было плевать. Истинно дьявольски он приходил и пользовался их слабостью, оставаясь жестоким и хладнокровным. А сейчас от такого вида Евы он почти терялся и просто не знал, что сказать. В груди огнем отдавалось желание помочь ей, силой заставить вновь улыбаться и радоваться жизни, но он боялся даже неправильно прикоснуться. Будто она может окончательно сломаться, если он просто скажет что-то не так вслух. Осуждение к себе и какое-то невероятное сочувствие к ней сцепились в его черной душе в неравной схватке.

— Я ненавижу… — сдавленным шепотом вдруг произнесла Ева, — … ненавижу тот день, когда всё это началось.

— О чем ты? — непонимающе отозвался мужчина.

Она резко развернулась, расправилась, стала выше и сильнее, будто желала напасть. Будто вся её боль обернулась в гнев, а тот стал силой. Она смотрела на дьявола, и в её заплаканных глазах отражалась вся ненависть человеческого мира.