Его сильные руки требовательно, почти нервно полноценно обняли её, прижимая тонкий стан к себе сильнее. Пусть она будет ближе. Ещё ближе. Он готов держать её до конца времен, лишь бы не отпускать от себя. Он не прерывал поцелуя. Но и не переступал через тонкий порог между страстью и столь навязчивой нежностью. Не смел прикасаться к её холодным губам языком. Даже не думал сомкнуть зубы вокруг одной из её тоненьких губок. Он хотел делать всё постепенно. Хотел исследовать каждый миллиметр её чуть потрескавшихся, искусанных от нервов и переживаний губ. Чтобы закрывать глаза и иметь возможность представить неровный рисунок этих притягательных трещинок. О, Каин, кажется, он окончательно проваливался в самые глубины своего эгоистичного, всеобъемлющего желания обладать ею.
Но Ева не отвечала. Внутри неё всё перемешалось. Была ли она сейчас жертвой в руках самого опасного хищника всех трех миров или же самой любимой и желанной женщиной, которой просто не решались сказать этого ранее? Она не понимала. Ей было так тепло рядом с ним, так уютно и в то же время всё это было внезапно, а главное — запретно. Она ругала себя. Ругала за то, что пытается сейчас думать и анализировать ситуацию. Что не может просто расслабиться и поддаться ему. Полностью растворится в его объятиях. Спрятаться в них, чтобы абсолютно никто и ничто кроме него не смогли бы добрать до неё. Но что это будет? Тёплый плен, тюрьма или искренние объятия любимого мужчины?
Первый поцелуй. Прекрасное место. Горячие объятия. И мужчина, о котором начинает мечтать каждая, лишь завидев его. Так что же было не так? Почему она не могла просто поддаться желанию? Ведь она хотела, так искренне хотела перестать думать, унять неуместное переживание в своей душе и просто насладиться этим великолепным, столь важным для неё моментом. Но её объятое в тиски сердце вдруг начало требовательно и громко стучать. Так сильно, что стук отдавал в уши, как бы возвращая девушке прочие чувства, помимо ощущения горячих мужских губ.
Она вздохнула. Снова начала дышать, заставляя свои легкие работать в такт сердцу. Тело её с этим вздохом расслабилось. Губы чуть разомкнулись, и Райнхард обманчиво подумал, что, наконец, отогрел её, наконец, окончательно победил. Внутри у него загорелась радость хищника, который догнал свою самую желанную жертву. Но длилась она недолго, ведь вопреки ожиданиям и такой настойчивости горячего поцелуя, Ева медленно, кажется, почти нехотя, но все же отстранилась от губ мужчины…
Наследница не спешила открывать глаза. Она будто бы боялась. Но ведь глупо было думать, что подобный Райнхарду мужчина сломается после одного маленького отказа? Девушка ощутила, как он нервно, прерывисто выдохнул. Её холодное лицо обдало горячим дыханием. Он дышал, словно хищник, приблизившийся к жертве, за которой долго, слишком долго гнался.
Мерриман поджала губы. Влажные губы, на которых ещё оставалось тепло, подаренное им. Она ощущала, что хватка Райнхарда не ослабевает. Он всё еще крепко и настойчиво обнимал её. Помедлив, она неуверенно открыла глаза. Веки и ресницы в этот момент показались ей такими тяжелыми, а темнота вокруг — непроглядной. Но в этой тьме прямо подле её лица горели огненно-красные глаза. Только они, будто всё вокруг снова окутала магическая чёрная завеса. Но сейчас её не было, да и она была не нужна.
В этих глазах не читалось осуждения, разве что непонимание. Взгляд при этом был строгим, спокойным. Будто своим жестом она только что ненавязчиво отвергла самого короля. Впрочем, в какой-то мере это было правдой.
— Я… — шепотом начала Ева, всё еще ощущая горячее дыхание на своем лице. — Я так не могу.
Отвратительная, презираемая Райнхардом фраза выстрелила ему куда-то в грудь. Будь его воля, он бы запретил абсолютно всем женщинам произносить эти глупые, нерациональные слова. Впрочем, в остальных случаях они лишь раздражали его, но никогда особо не мешали. Своей настойчивостью он всегда умело ломал любую женщину, которой хотел завладеть. Ему был безразличен её протест, ведь он знал, что в итоге она поддастся горячему желанию. Но сейчас… он продолжал держать Еву рядом, однако от мысли, что ему придется насильно склонять её к ночи, которая лишит девушку сил, в чёрной дьявольской душе зарождалось невероятно мерзкое, тяжелое чувство.
— Что не так? — он постарался унять свои эмоции, чтобы голос не сорвался на рык.
— Ты не отпустишь меня? — с еле слышимой неловкостью шепнула Ева.
— Нет. — моментально и резко отрезал дьявол.
Девушка отчего-то улыбнулась. Как-то глупо, всё также неловко. Её умиляло это дерзкое желание Райнхарда держать её рядом, но в то же время оно немного пугало её. Да. Именно в этом и было дело: она не знала, что чувствовать к нему. Пытаться любить или ждать, когда он воспользуется ею и разобьет ей сердце? Ведь дьявол не был похож на тех, кто умеет долго питать нежное чувство к женщине. Тем более, к смертной женщине.
— Мне… — подобрать слова было невероятно сложно, — … мне очень тепло и необъяснимо хорошо, когда ты рядом.