Кристалл в прозрачной оправе. Рассказы о воде и камнях

Горное дело в России создал, как и многое другое, Пётр, само имя которого и означает – камень. (Хотя первые открытия рудознатцев на Урале – железа, меди – были сделаны ещё в первой половине XVII века.) В 1700-м учредили «приказ горных дел», в 1719-м объявили «горную свободу», поощрив поиски самоцветов, в 1773-м открыли Горный институт. Первые месторождения «самоцветов» – ярких камней – открывали непрофессионалы. Более суровые и прозаические ископаемые ждали специалистов. Поначалу считалось, что самоцветы так и надо искать – кустарно, наудачу; каменные драгоценности воспринимались как дар свыше. Примерно так в уссурийской тайге искали женьшень. Позже стало ясно, что камни хоть и отличаются между собой, но подчинены общим физическим законам и в этом смысле равнозначны, как равны перед человеческой физиологией принц и нищий. Накапливались данные, выявлялись закономерности, развивались науки о земле. «Поиски могут происходить планомерно лишь на основе знания условий происхождения цветных или драгоценных камней… Таковы, например, поиски новых месторождений лазурита в Прибайкалье… Успех зависит от точного знания генетических соотношений», – писал академик Ферсман. Слова «месторождение» и «генетический» торчат из строгого текста, блестят, как чешуйки слюды в прибойной волне, напоминая нам: камни – живые, они подчинены своим жизненным законам.

Гуманитарий, я могу только почувствовать, что камни живут своей жизнью, не умея обосновать свои интуитивные ощущения, которые вдобавок то становятся чётче, то ослабевают до полного растворения, подобно снам. Поэтому Ферсмана я читаю как откровение – он иногда проговаривается о том же самом, только, в отличие от меня, подкрепляет сказанное уверенным научным знанием: «Законы эволюции, выработанные на органической природе, оказались применимыми с соответствующими изменениями и к процессам минерального мира… Физико-химический ход процесса является вполне сравнимым с ходом процессов эволюции органической жизни. Мы только выражаем его другими понятиями и словами, но внутренний смысл остаётся одним и тем же».

«Кристалл» родственен с «хрусталём». Греки считали прозрачный кварц окаменевшим льдом и поэтому назвали его «кристаллос», то есть лёд. Этимологически эти слова близки, но их значения давно разошлись. Кристалл может быть заведомо непрозрачным и иметь любую форму. Горный хрусталь – кристаллы прозрачного бесцветного кварца, а лёд-«кристаллос» – всего лишь твёрдая вода.

Точнее было бы выражение «хрустально честный человек», а не «кристально честный», ведь кристалл может быть мутным. Возможно, когда-то имелся в виду именно «хрустально честный», о чём говорит одна «л»: если бы выражение производили от «кристалла», было бы – «кристалльно честный» или, скорее, «кристаллически честный». А может, само слово «кристалл» раньше имело несколько значений, в том числе и «горный хрусталь»? Интересно, что «кристалл» звучит не по-русски, как и штуф, друза, жеода; а вот хрусталь – хотя родом оттуда же – абсолютно по-русски. В нём слышится «хруст русской стали».

Кристалл – символ преодоления хаоса, свидетельство самой возможности этого преодоления; кратковременной, но победы над энтропией. Зачем минеральная материя стремится существовать в форме кристалла? Не знаю. Но очевидно: в любой живой сущности, включая камни, заложены силы противостояния хаотизирующему началу – для движения вверх, к более высокоорганизованному состоянию, к совершенству. Что с того, что эти силы исчерпаемы, – главное, что они есть. Разрушать легче, чем создавать; любой сложный механизм или организм может быть разрушен самым примитивным орудием, но тем замечательнее силы, заставляющие эти организмы вновь и вновь возникать, развиваться, усложняться, тянуться вверх.

Кристаллы вырастают из раствора или расплава. В детстве мы с отцом выращивали дома кристаллы соли – обычной «поваренной» соли (не понимаю, почему «поваренной»: вываренной или же – пищевой, для поваров?), NaCl. В кипящей воде соли растворялось сколько возможно. Раствор становился насыщенным, потом – перенасыщенным. По мере его остывания начиналась кристаллизация: холодный раствор не мог содержать в себе столько соли, сколько горячий, и отдавал избыток. Из раствора начинали появляться кристаллики. Оседали на стенках банки, на опущенной в раствор ниточке.

Видевший, как растут кристаллы, я не считаю оксюмороном словосочетание «жизнь камней».

* * *

По совести говоря, надо было начать не с алмаза, а с кварца – великого и доступного, многоликого и демократичного. Кварц – мой любимый минерал. Может быть, даже тотемный. Иногда я чувствую, что сам принадлежу к группе кварца.