Анждей – улыбаясь – в ответ (по-русски, ибо не все его слова ложились на мое скудное знание немецкого языка):
– Можете Господа не тревожить понапрасну, это лишнее. Но поскольку ваш Ганс (я так понимаю – тропический удав), несмотря на свое немецкое имя, не является подданным кайзера Вильгельма, то спасти его – моя прямая обязанность… Однако…
– Was?
– Однако работа эта требует достойного вознаграждения. («Belohnung », кажется.)
Хозяин цирка бросается к нему на грудь:
– Oh, nat"urlich, ja, Herr Offizier!
– И что же с ним было, с этим Гансом? – спросила я.
– Ничего такого уж страшного, – ответила мама-Ксеня. – Застряла поперек куриная косточка. Но вообще-то вполне мог издохнуть, если б не Анджей.
– А как же он его вылечил?
– Да очень просто…
И тут уж мое воображение разгулялось вовсю.
Вот Анджей стоит в небольшой комнатке, облаченный в белый халат. Рядом – хозяин цирка. Смотрит на Анджея с надеждой. Тот приказывает:
– Machen Patienten!
Дверь открывается, и двое цирковых униформистов вносят длиннющую доску, на которой лежит непомерно длинный удав. Он вытянулся во всю свою длину, вид у него совершенно неживой.
Доску возлагают на стол, и Анджей принимается ощупывать «пациента». Хозяин цирка взирает на это, как на некое священнодействие. Наконец Анджей заключает:
– Alles klar. Wir werden unsere Patienten behandeln.
У хозяина цирка только и достает сил, чтобы выдохнуть:
– О-о-о!!!
Анджей приказывает:
– Ger"ate!
Еще два униформиста вносят большой поднос, на котором стоят клизмы, от крохотной, до гигантской, наверно, для слона. За ними следует униформист, неся трехлитровую банку с какой-то желтой жидкостью.
Из всех клизм Анджей выбирает среднюю, наполняет ее раствором и со словами:
– Geduld, mein Freund Hans , – с клизмой в руках склоняется над удавом…
Я расхохоталась:
– И что, вылечил?
– А то как же! – сказала мама-Ксеня. – Чтобы мой брат какую живность не вылечил, будь то хоть тварь заморская! Уже на другой день выступал этот самый Ганс в своем цирке, будто и не было с ним ничего.
И снова для меня предстает это в живе. Ах, какие кренделя выкручивает на арене Ганс, я таких и в нашем цирке не видывала.
Хозяин плачет, отирая лицо платком и приговаривая:
– Ach, Hans, mein Junge, mein lieber Hans!.. – Затем поворачивается к Анджею, стоящему рядом, и со словами: – Wenn Sie wissen, Herr Doktor, haben Sie alle unserer Kultur geholfen! , – протягивает ему пачку денег, в ответ на что Анджей с усмешкой говорит:
– Aber Sie, Herr Zirkus mit seinem hoch Hans halfen den Geist der russischen Armee zu erh"ohen.
– Армия-то тут при чем? – спросила я маму-Ксеню.
– А при том, что уж тем же самым вечером с десяток наших пленных офицеров собралось в лучшем тамошнем ресторане…
Опять я все вижу словно наяву. Стол заставлен всяческой снедью, офицеры без знаков различия сидят за столом, а Анджей встает, подняв рюмку.
– За победу России! – провозглашает он.
– За победу России! – хором отзываются остальные пленные и выпивают до дна.
– А кто оплатил все это пиршество? – присев, спрашивает один из них.
Анджей усмехается:
– Кто? Господин Ганс. Не волнуйтесь, господа, он вовсе не немец. Вообще трудно сказать, к какой расе его следует отнести… Ну, еще раз за победу над немчурой!
По залу прокатывается дружный возглас:
– За победу России! За победу над немчурой!
Анджей поворачивается к музыкантам:
– Эй, нехристи! Spielen, so dass die Kronleuchter schwankte! Herr Hans zahlt f"ur alles! За победу над немчурой!
Громыхает разухабистая музыка считавшейся у нас до крайности неприличной песенки «В Кейптаунском порту с пробоиной в борту “Жанетта” поправляла такелаж» (именно она мне почему-то, – наверно, именно ввиду своей неприличности, – в этот момент и представляется).
Офицеры со словами: «За победу над немчурой», – снова пьют стоя.
– «…Идут, сутулятся,
по темным улицам,
И клеши новые
ласкает бриз.
Они идут туда,
где можно без труда
Найти себе и женщин, и вина…»
– отчего-то на чистом русском выводит певец под гром джазового оркестра.
Меня стал разбирать смех.
– Так и сказал: «За победу над немчурой»?!.. А они, олухи, и не понимают ничего! Ну и дядька у меня, оказывается!.. Надо же додуматься: клизму – удаву! Ничего себе!.. И даже на ресторан хватило!..
Мама-Ксеня подтвердила:
– Хватило. Даже на два или на три раза. В общем, хорошо гульнули за счет господина Ганса.
– А как же пленных-то немцы отпускали в ресторан? – удивилась я.
– А вот так вот и отпускали, – сказала мама-Ксеня. – Под честное слово русского офицера. Тогда это было вполне нормально.
Я спросила:
– А теперь как?
Мама-Ксеня вздохнула:
– Ох, не знаю, не знаю, как оно теперь. Теперь времена злее стали. И люди, и времена. – И вдруг засуетилась: – Ох ты господи! Подъезжаем уже! Вещи собирать надо! Вон за тем же оврагом, помню, наша станция!…
***