Пара шла молча. От самого момента выхода из машины Лазарь и его возлюбленная не промолвили ни слова. Лишь обменивались взглядами, понимая друг друга. Заранее они об этом не договаривались. Молчание стало чем-то вроде инстинктивного средства защиты от опасности. Как бы там ни было, но лишний шум, включая и пророненное слово, мог усложнить ситуацию. Об этом нужно было помнить, невзирая ни на какие планы и расчеты. Запланировать и рассчитать можно все что угодно. Но реальность могла круто все изменить. Перевернуть задуманное с ног на голову, а потом еще раз десять крутануть так, что не узнаешь, где небо, где земля. Возможно, в таком отношении к действительности и крылась некая доля мистики. Однако перспектива получить в голову пулю или кусок арматуры выглядела отнюдь не мистической. И это опять-таки с оглядкой на осведомленность о дальнейшем ходе событий. В противном случае вылазка в промышленную зону напоминала бы не более чем экстравагантную прогулочку двух техноромантиков. На самом деле романтичной свою вылазку ни он, ни она не считали. Нет, Таня старалась не подавать виду, что ей несколько не по себе от нахождения на этой территории. Она хорохорилась, как могла, лишь бы любимый не заметил ее волнения. Все же у нее за плечами большой опыт работы в детективном агентстве, разные передряги случались. Но ее невольно охватывала дрожь. Серега это если и не замечал напрямую, то уж интуитивно ощущал точно. По этой причине старался прикрыть собой Таню. Она шла по правую руку от него, и со стороны наиболее высоких построек промзоны ее можно и не заметить. По крайней мере, ему хотелось так думать. О том, что опасность могла исходить из прилегающего к зоне жилого массива, он почему-то не думал вовсе.
До будки стрелочника оставалось не так много. Однако пара не торопилась. Сохраняла умеренный, если не сказать медленный, темп. Промышленная зона по большому счету молчала. Ни грохота колес, ни гудения агрегатов. Слышалось лишь щебетание каких-то полоумных птиц. Полоумными их мысленно окрестил Лазаренко за то, что пернатые не погнушались выбрать местом своего обитания этот «индустриальный рай». К почти постоянно звучащему щебетанию изредка добавлялись хаотичные мужские голоса. Разобрать смысла их восклицаний было невозможно. Чувствовалось, что накатили мужики по полной программе за все праздники сразу. Отзвуки голосов время от времени сменялись отзвуками зычного смеха. Все это смешивалось с пением птиц и шумом легкого ветра, создавая причудливую атмосферную симфонию, которой позавидовали бы самые матерые музыканты-электронщики. Однако ничего такого, что могло бы вызвать настороженность, до их ушей не долетало.
Сергей постоянно осматривался, словно пытался упредить вероятную опасность. Вокруг никого, кроме Танюши, не было. По крайней мере, не замечалось. Да и невооруженным глазом сделать это было довольно проблематично. А бинокля или какой-то другой оптики ни у Лазаренко, и у Гребенниковой не имелось.
Остывший после жаркого дня воздух был насыщен запахом пропитки для шпал. Вдыхая его, наши герои неминуемо представляли себе эту насыщенную вязкую массу. Будто она прямо под ногами. Однако на самом деле под ногами шуршала вполне обычная насыпь из щебенки, сквозь которую пробивалось разнотравье. Идти по ней между железнодорожными путями было не очень удобно. Щебенка хрустела под ступнями. А побеги молодой крапивы норовили обжечь щиколотки и голени одетой в шорты Татьяны. Поэтому, не сговариваясь, пара перешла на ближайший путь и стала двигаться по шпалам. Лазарь невольно глянул под ноги. Приходилось либо семенить, делая мелкие шажочки, либо переступать через одну широким шагом. Если же шагать как обычно, то вполне можно было подвернуть ногу или вывихнуть ступню. Серега возвращался к мысли об экстравагантной романтической прогулке и немного жалел, что они с Танюшей в промзоне по другой причине. Было бы все это прогулкой, тогда бы и напряженности никакой. И Таня могла бы идти прямо по рельсе, балансируя, а он бы держал ее за руку. И смеялись бы как дети, и целовались бы беззаботно. И в глазах бы все расплывалось от ощущения полноты бытия, именуемого в народе дивным словом «счастье». Лазарь задумчиво посмотрел на возлюбленную. Она его поняла без слов — пожала плечами и развела руками. Мол, работа…