— Но ты ведь сказал, этот дом для нас построил Сенджу…
— Да, так и есть, — кивнул Селен. — Он часто прилетал сюда, когда я еще был… другим. Тогда я был почти повсюду и видел, как он разговаривает со звездами и морем. Когда я снова решил навестить его, чтобы увидеть это место уже глазами человека, у которого их забрал, то увидел здесь великолепную обитель. Сам Сенджу больше не появлялся, и это, надо признаться, к его благу, ибо после того, как он попытался нас убить…
Я вконец растерялась и снова уткнулась в свою тарелку, пускай в ней и нечего было есть. В Круге говорили, что хороший дипломат подобен реке: меняет русло, чтобы обойти валун, а не разбивает его и не разбивается сам. Но у меня не было другого русла — другого варианта, кроме как цепляться за идею о Сенджу. Ошибался или Селен, или я. И во втором случае тот компас…
Я тряхнула головой, отказываясь думать об этом, чтобы не терять надежду, и сосредоточилась на том, на чем могла.
— Когда ты собираешься вернуть меня домой, Селенит?
Тон мой, несмотря на нетерпение в голосе, оставался таким, будто я ожидала услышать «завтра» или «через неделю», но никак не:
— Домой? О чем ты? Мы уже дома, Рубин.
Я стиснула пальцы в кулак так крепко, что согнула оловянную ложку пополам. Даже королевская выдержка давала трещину там, где ожившее проклятье смело предъявлять на меня свои права. Только память о Принце и осторожности, привитой Солом, а также резкий приступ головокружения помогли эту трещину залатать. Я покачнулась на стуле и вцепилась ногтями в зачерствевшую булку хлеба, раздирая ее, чтобы добраться до мякоти и, выбрав оттуда плесневелые кусочки, съесть хотя бы несколько крошек. Может, Селен и был способен обходиться без какой-либо пищи, но я — нет. Быть голодной сейчас означало для меня быть легкой добычей, а умирать быстро я не собиралась.
— Селенит, — снова позвала я, когда выела из куска хлеба все, что могла. Его имя было таким же кислым на вкус, как прогнившая еда на столе. — Верни меня в Столицу, пожалуйста.
— Зачем?
— Затем, что я королева Круга, и мое место там, где я могу им управлять. Не здесь.
— Хм. — Он замычал и протянул длинные бледные пальцы к моей щеке, чтобы накрутить на них кроваво-красный локон, выбившийся из прически. Я не дала ему этого сделать, отведя голову назад. — Твоя коса уже растрепалась. Я плохо заплетаю волосы, да? Хочешь, расчешу тебе их вечером? Как Солярис расчесывал. Я буду заботиться о тебе ничуть не хуже.
«То, что он с тобою сделать хочет, сделай с ним. Он от тебя неотделим…» — сказал Совиный Принц на смертном одре, но, наблюдая за Селеном сейчас, я не могла понять, чего еще он хочет, кроме как любить меня. Быть рядом. Обладать. Есть ли в напутствии Принца подоплека, которую нужно расковырять пальцем, как сырое тесто, чтоб понять? Или все надо понимать буквально? Мне нужно полюбить Селена в ответ? Нет, это уж вряд ли.
Я запыхтела, точно сидела над руническим ставом, как в детстве, и никак не могла сложить мало-мальски читаемую вязь. Все вокруг казалось таким абсурдным, что реальность путалась с моими домыслами. Я говорила Селену о ненависти — он говорил мне о любви. Я просила вернуть меня домой — он предлагал сделать мне прическу. Возможно, если познать абсурд — значит самой быть абсурдной…
— Получается, ты обустроил замок сам? В одиночку? Ух ты, надо же! Постарался на славу, Селенит. Все вещи в моей комнате действительно будто всегда и были моими. Все предусмотрел, ничего не забыл! Ах, разве что…
Селен взбудоражился и резко подался ко мне через стол, оказавшись так близко, что я почти пожалела, что затеяла это.
— Да, госпожа?
— Где же мои настоящие вещи? — спросила я со вздохом мечтательным и тоскливым, подперев ладонью щеку. Чем дольше я смотрела Селениту в глаза, — а, находясь с ним нос к носу, смотреть я была вынуждена в них постоянно, — тем меньше, казалось, становится меня самой. Будто я таяла изнутри, как сахарная фигурка, и отдавала Селену что-то, что не смогу вернуть. Головокружение началось опять, и, похоже, вовсе не голод был ему виной. — Наручи, броня, поясная сумка, серьга… Ах да, и еще совиная маска, золотая такая. Куда ты их подевал?
— Убрал, — ответил Селен как ни в чем не бывало. — Они все грязные, в крови глупых и недостойных. Здесь тебе такие вещи не нужны.