- Я не хочу быть особенным.
- Выбора у тебя нет.
- Выбор есть всегда.
- Это твоя судьба, Йонас.
- Да гори она в Тёмных землях, эта судьба!
- О… - Тимофей моргнул. – Оливия упоминала, что ты весьма целеустремлённый и наблюдательный. А ещё умеешь цепляться за каждое слово. Но, заметь, в тебе есть магия, пусть не так уж и много, как в колдунах прошлого… Магия Федры течёт в твоей крови. Магия Оливии бьётся о твоё сердце. И ты впитываешь чары, будто бы губка впитывает воду. Я редко называю кого-то особенным, но ты таков. И ты очень важен, я видел это в своих видениях.
- О да. Видения. Пророчества, что заставляют меня тащить Люцию Дамора к её драгоценной семейке.
- Вот как ты считаешь…
- Ну, похоже, это и есть моя судьба.
- Не скажу, что это точноо. Ты поймёшь, когда это случится, ты почувствуешь…
- Я чувствую лишь то, как в надо воткнуть нож в грудь! Особенно некоторым, - Йонас взглянул на бессмертного. – Ты врываешься в мои сны именно сейчас, после стольких дней? Оливия спасла меня только потому, что это ты приказал ей. Думаю, она б и убила меня, если ты сказал бы ей об этом, заявил бы, что так надо. Она меня бросила – либо всё ещё кругами носится за мною, чтобы доложить тебе о том, куда я иду. Разумеется, это так, и мне всё равно, что ты ответишь, какую песнь о долге сейчас споёшь. Ты всегда говоришь только часть правды, потому что для тебя смертные – это просто игрушки…
- Это не игра, юноша, - голос Тимофея звучал мрачно и низко.
- Нет? Так докажи! Скажи мне, какова же судьба, что я никогда не смогу её избежать.
- О… - Тимофей нахмурился. – Я не вижу беременности Люции. Это было большой новостью для меня, для неё, думаю, тоже. Что-то ограждало нас от мыслей об этом самими Создателями, и поэтому я уверен в том, что существует причина. И сначала я видел тебя как единственную опору Люции во время Шторма.
- Какой Шторм? О чём ты вообще говоришь?
- Не смей перебивать меня! – уверенно вскинул руку Тимофей. – Я был глуп, пытаясь разговаривать с тобой, потому что даже не представлял себе, насколько ты ограничен и слеп!
- Ну так убирайся отсюда! – прошипел Йонас, чувствуя, как на него волнами лилось разочарование – ведь даже этот отвратительный, пафосный бессмертный не пытается хоть что-то ему объяснить.
- Сын Люции очень важен. Ты даже не представляешь, сколько людей пожелает его захватить, украсть, заполучить в свои руки… Ты защитишь её ребёнка, взрастишь его, как своего родного сына.
- Что? Я? Ребёнка Люции? А она? О, только не говори, что мы с нею поженимся и будем жить долго и…
- Нет. Люция умрёт родами, когда шторм будет слишком близко, - уверенно и так же мрачно кивнул он. – Я вижу это. Сначала я думал, что её магия отойдёт к тебе, когда она умрёт, и сделает тебя колдуном, что ходит между мирами, судьба которого – заключить всех освобождённых Родичей в их клетки. Но магия Люции перейдёт в её сына.
- Она умрёт? – ошарашенно спросил Йонас.
- Да, - Тимофей повернулся к нему спиной. – И больше ничего я сказать тебе не могу. Удачи тебе, Йонас Агеллон. Судьба мира в твоих руках. Только ты можешь решить, что будет дальше…
- Подожди! Я должен… У меня есть много вопросов! Расскажи, что я должен…
Но Тимофей лишь растворился в воздухе, вместе с кристальным городом. Только сестра теперь стояла над ним и трясла его за плечо.
- Уже рассвело. Твоя подружка проснулась, и вам обоим пора убраться из моего дома.
Магнус знал, что никогда ни о чём не просил: ни о пощаде, ни о прощении, ни о втором шансе. Вот только сегодня ему хотелось сделать это – пойти к Клео и умолять её осознать, что он прав.
Проклятый Ник! Даже если проклятый мальчишка наконец-то умер, то, как отреагировала Клео, не дало ему ни одного шанса порадоваться этому.
Он шагнул к лестнице.
- Даже и не думай, - остановил его голос его бабушки. – Отпусти её. Не преследуй, а то станет только хуже. Прошу, милый, доверься мне.
- Я и не знал, - Магнус обернулся и с удивлением узрел с любопытством смотревшую на него из дверного проёма Селию, - что наши разговоры кто-то слышит.
- Солнце моё, ну ведь я не настолько глухая, чтобы не услышать… - она склонила голову набок, - то, что ты называешь разговором.
- Прости, Селиа, но я не хочу говорить с тобой об этом.
- О, много бы я отдала, чтобы ты называл меня бабушкой, как в детстве, когда был маленьким мальчиком.
Он вновь повернулся к лестнице, надеясь на то, что случится чудо и он сможет помириться с Клео.
- Я называю тебя так, как мне нравится.
- Ты слишком суров, как для столь молодого мужчины, даже если речь идёт о лимерийце. Тебя, конечно, растила Альтия, так что я практически не удивлён. Ни разу не видела, чтобы эта женщина улыбалась.
- А мой драгоценный папочка говорил, что убил её? А потом солгал мне и заявил, что моя настоящая мать – это его любовница Сабина?
- Нет, - она равнодушно накрутила серебряную цепочку на палец. – Впервые об этом слышу.
- И ты считаешь, что отсутствие радости во мне столь странно, учитывая, что мы воюем с огромной империей, что может с лёгкостью уничтожить всех нас?