Кристиан Фэй (СИ)

На этого мужчину нельзя было смотреть без жалости. С фигурой, обрюзгшей и потерявшей всяческую форму, и стянутым хвостиком сальных волос, он скрестил руки на старой, покрытой пятнами рубашке и устремил на незваных гостей ничего не выражавший взгляд водянисто-голубых глаз. Кристиан вспомнил фото в досье, на котором, беззастенчиво улыбаясь, позировал поджарый и широкоплечий красавец с ружьем наперевес. В сидевшем перед ним сейчас оригинале не осталось и намека на былую личность.

Лис тем временем продолжал разъяснительную лекцию, сидя среди раскиданных осколков.

— Такие существа питаются отрицательными эмоциями других людей.— Его тихий хрипловатый голос напомнил Кристиану пошлые песни, которые Лис распевал накануне вечером. Строка «и плесни мне рома, красотка в красных колготках» всю ночь преследовала Фэя, пока тот со злостью ерзал на гостиничных простынях.— Выбирают себе жертву и специально доводят до белого каления. Поэтому их называют пиявками...

— Гирудинео Мистикус, так их называют,— Кристиан в очередной раз не упустил возможность продемонстрировать собственные знания, стараясь задеть охотника за живое.

Но Лис лишь широко улыбнулся в ответ.

— Слишком гордое название для такой твари. Пиявка есть пиявка,— он принюхался и указал на дверь кухни, откуда уже валил черный дым. — Кажется, у вас что-то горит.

Выругавшись, Оливер скрылся за стеной, на которой ровными линиями тянулись полки, усеянные статуэтками, фарфоровыми сервизами и другими служившими для сбора пыли милыми безделушками. Дом этого человека находился в идеальном состоянии — выдержанный в классическом стиле, с большими окнами, белыми оштукатуренными стенами и коричневой черепичной крышей, на вершине которой красовался флюгер в виде петуха. Состояние же самого мистера Класпера оставляло желать лучшего. Пиявки разрушали людей медленно, и физически, и духовно, превращая их в неприглядно серую и безвольную массу, которой было легко и просто управлять.

Жена Оливера вызывала подозрения с самого начала, поэтому они решили сперва проследить за семейством Класпер издалека. Но ни Фэй, ни Лис не ожидали, что за круглым лицом милой хохотушки, за веселыми глазами и простоватой манерой общения скрывался монстр, менявший личину, словно хамелеон.

Ровно в семь утра она выходила из дома в своем аккуратном платье землистого цвета и с небольшой сумочкой в руках. Проходила пару кварталов вниз по улице, приветливо здороваясь с соседями и знакомыми лавочниками. Заворачивала в темный проулок после магазинчика с ритуальными принадлежностями. Прыгала на стену и с ловкостью обезьяны взбиралась на крышу, а ее юбки флагом развевались на ветру. Дальше след терялся.

Как Кристиан и Лис узнали позже, это здание принадлежало городскому моргу. Миссис Класпер пробиралась внутрь и в морозной тьме с аппетитом поедала окоченевшую плоть, сидя на железных каталках. Тогда-то все и встало на свои места.

— Дела еще хуже, чем мы думали,— мрачно проговорил Кристиан вечером, сидя перед камином своего тесного номера гостиницы «Сон грядущий».— Что если она вернется ночью и сожрет Оливера?

Стены крохотной комнатки переходили в низкий сумрачный потолок, по которому сновали тени. Казалось, еще немного, и у Кристиана разовьется клаустрофобия. Но его собеседник чувствовал себя вполне удобно, несмотря на мрачную обстановку и тему разговора. Закинув ноги на журнальный столик у камина, Лис поглощал старые сухари, найденные в закромах у миссис Класпер.

— Сегодня не вернется.— Сухарь с треском разломился надвое, усыпав грудь охотника крошками.— Сейчас она думает, что за ней следят, и высовываться не будет. Может, завтра или послезавтра.

Лис был родом из королевства Листен. Земля эта славилась своим зерном, вкусной едой, солнцем и потомственными охотниками. Благодаря им волки и нечисть думали трижды, прежде чем пересекать границу королевства и нападать на мирных граждан.

— О, великий охотник заговорил,— протянул Кристиан Фэй, рожденный в Брюхвальде, царстве и рассаднике волков и всяческой нечисти.— А я все-таки схожу проверю. Вдруг наша пиявка не знает, что по учебникам ей полагается сидеть дома.

Оливера разбудил скрип открытого окна. Он тихо пронзил ночную тьму, и мужчина распахнул глаза, уставившись в расчерченный полосами фонарного света потолок.

Мысль о возвращении жены его пугала, но не слишком. Он не знал, как объяснить присутствие двух молодых парней в квартире и выбитую дверь, которая теперь висела на одной петле и угрожающе скрипела при каждой попытке ее открыть. И сгоревшая плита... Эбби всегда ругала его за такие вещи, естественно, когда они оставались наедине. Называла ни к чему не годным тупым боровом. Конечно, он мог ответить, что деньги, которые она тратила, приносил домой именно ни к чему не годный тупой боров, но отчего-то предпочитал молчать. Так было проще.