Кристина

— Ничего с ним не случится.

— У него режутся зубы. Я этого боялась. У него на щечке сегодня было какое-то странное красное пятно.

— Тем более ты ничем ему не поможешь.

Я все же попыталась подняться и достать халат.

— Поплачет и перестанет, — сказал Нэд.

— Нет, он не перестанет, — возразила я. — Я дам ему глоток воды, это иногда помогает.

— Оставь его в покое. Потом дашь.

Марк заливался плачем, в котором слышались боль и обида. Я оттолкнула Нэда и соскочила с кровати.

— Я не могу бросить его одного. Он доплачется до изнеможения. Ведь ему страшно, — добавила я.

— Хорошо, иди, — сказал Нэд. Он лег и закрыл глаза.

Только через час мне удалось успокоить ребенка. Я ходила с ним по комнате при тусклом свете ночника, держала его головку на плече, потом прижимала ее к своей щеке, тихонько баюкала его, напевала его любимые песенки, поила водой. Как только он утихал, я пыталась осторожно уложить его в кроватку; однако мне снова и снова приходилось брать его на руки, ибо он заливался жалобным плачем и совал в рот кулачки.

Наконец, совсем измученная, я вернулась в спальню. Нэд лежал на своей кровати; он молчал до тех пор, пока я не легла. Я подумала даже, что он спит; но его голос особенно резко прозвучал в темноте:

— Я не желаю, как ты, быть рабом этого младенца.

Я сказала, что это неизбежно. Ребенку больно, для нас это пустяк, обыкновенная боль, а для него во всем этом есть что-то ужасное, что пугает его.

— Мы должны взять няньку. Можно найти подходящую и недорогую. Мне все это надоело. Ты так выматываешься за день, что потом никуда не годишься.

— Пока тебе не приходилось страдать от этого, — сказала я, отлично понимая, что он имеет в виду.

— Бросаешь мне свои ласки, словно собаке кость.

Я была вконец измучена усталостью и, не выдержав этой мелочной несправедливости, разрыдалась.

— Не понимаю, чего ты плачешь? Это мне надо плакать. Ты была мне нужна и должна была остаться со мной, а не убегать, воспользовавшись удобным предлогом. Отныне ты будешь больше думать о муже, чем о ребенке.

— Замолчи! — не выдержала я. — Замолчи, замолчи! — я не могла остановить судорожные рыдания.

— Хорошо. Но завтра ты начнешь искать няньку.

В носу и горле саднило от слез, губы были соленые. Я говорила Нэду, что всегда шла ему навстречу, и в эти последние недели ни разу ему не отказала. Мне хотелось, чтобы он понял, что такое всего несколько часов сна, усталость, от которой ноет тело, и так каждый день, когда почти не помнишь, что делаешь, как ухаживаешь за ребенком. И несмотря на это, я всегда старалась быть ему хорошей женой. Я всегда отвечала на его ласки, он сам это знает. Но я не могу ради него забыть о ребенке, которому больно, которому страшно от того, что я не иду к нему.

— У всех детей режутся зубы. Они должны пройти через это. И у нас резались, не умерли же мы от этого.

— Нэд, — сказала я, — я должна немного поспать. Я должна. — И действительно, сон казался мне каким-то неземным блаженством и был более желанен сейчас, чем что-либо на свете. Я хотела только спать.

— Завтра у тебя должна быть нянька.

В отчаянии я сказала, что, если я ему еще нужна, я могу прийти к нему, но потом он должен дать мне отдохнуть.

— Я должна спать, — повторила я. — Я должна.

— Спасибо, — ответил он. — Очень любезно с твоей стороны, но лучше не надо. Мне неприятно, когда меня просто терпят.

Голос его звучал совсем рядом. Я протянула руку и зажгла свет. Он приподнялся на кровати и свесился в мою сторону. Лицо его было почти рядом — оно было очень бледным, и на лбу блестели капли пота.

— Ты знаешь, что между нами ничего уже нет, Нэд, — сказала я. — Почему ты не хочешь отпустить меня?

— Я отучу тебя от этих истерик, моя дорогая. Мы будем жить, как полагается, запомни это. Поменьше внимания ребенку и побольше мужу. — Внезапно решимость оставила его. Он протянул руку и коснулся моей щеки: — Все будет хорошо, Крис, обещаю тебе. Мы наладим нашу жизнь.

Я вскочила с постели.

— Опять Марк? — спросил он. — Я что-то не слышал.

— Нет. Я ухожу в другую комнату. — В комнате Марка стоял диван. Я спала на нем, когда ребенок был совсем маленьким и требовал моего постоянного присутствия.

— Нет, нет, не надо. Пожалуйста, останься здесь. Мне очень жаль, что я так расстроил тебя.

— Нет, я лучше уйду.

— Пожалуйста, Крис. Клянусь, я ужасно жалею об этом. Я был расстроен, потерял голову.

Я сказала, что больше не сержусь и даже особенно не огорчаюсь, только устала, и, если он действительно хочет быть великодушным, он должен отпустить меня на одну только эту ночь.

Он больше не возражал. Я ушла в комнату Марка, легла на диван и тут же уснула. В шесть утра я проснулась, покормила Марка и снова уснула. В восемь я увидела около себя Нэда, лицо у него было печальное, глаза красные, словно от слез.

— Пойдем в спальню.

За окном шел дождь, и его монотонный шелест напоминал чье-то хриплое дыхание.

Нэд почти отнес меня в мою постель и лег рядом, но не притронулся ко мне, лишь зарылся лицом в подушку и молчал.

Глава V