Кристина

Руди Дженкинс улыбнулся, явно не собираясь обижаться.

Он протянул руку. Эрни только взглянул на нее. Ничуть не смутившись, полицейский повернулся к Кристине и снова принялся тщательно изучать ее.

Затем снова повернулся к Эрни.

— Тебе не кажется, что с Реппертоном и двумя его дружками случилось нечто странное? — спросил он.

— Я был в Филадельфии. На шахматном турнире.

— Я знаю, — сказал Дженкинс.

— Иисус! Какого же черта вы меня допрашиваете?

Дженкинс вздохнул. Улыбка сползла с его лица.

— Ты прав, — проговорил он. — Я и в самом деле допрашиваю тебя. Из тех парней, что избрали твою машину для упражнения в вандализме, трое уже мертвы. Так же, как и парень, оказавшийся во вторник рядом с Реппертоном. По-моему, очень много совпадений. У меня есть повод, чтобы допрашивать тебя.

Эрни посмотрел на него злым и одновременно удивленным взглядом.

— Насколько я знаю, произошел несчастный случай… они были нетрезвы, превысили скорость и…

— Там был еще один автомобиль. — сказал Дженкинс.

— Откуда вам это известно?

— Во-первых, на снегу остались следы протекторов. К сожалению, ветер почти замел их. Но на одном из сбитых ограждений в Скуантик-Хиллз обнаружены частицы красной краски. «Камаро», принадлежавший Реппертону, был другого цвета. Он был голубым.

Он смерил Эрни глазами.

— На коже Уэлча тоже были найдены следы красной краски. Эрни, до тебя что-нибудь доходит? Машина ударила его с такой силой, что краска врезалась в кожу.

— Вам нужно выйти на улицу и начать считать красные автомобили, — холодно сказал Эрни. — Ручаюсь, что вы насчитаете их не меньше двадцати, прежде чем доберетесь до Бэйзн-драйв.

— Конечно. — Дженкинс еще раз вздохнул. — Но мы отослали наши находки в лабораторию ФБР в Вашингтоне, там есть образцы всех красок, когда-либо применявшихся в Детройте. Сегодня пришел ответ. Угадай, что в нем было?

У Эрни застучало в висках.

— Раз вы здесь, то могу предположить, что краска была «красная осень». Цвет Кристины.

— Молодец, соображаешь, — хмыкнул Дженкинс.

Он закурил сигарету и посмотрел на Эрни сквозь табачный дым. От его добродушного настроения ничего не осталось; взгляд был каменным.

Эрни в преувеличенном отчаянии схватился за голову.

— Красная осень! Цвет Кристины, но в него также красили «форды» с 1959 по 1963 год, как, впрочем, и «тандербердсы», и «шевроле» с 1962-го по 1964-й, а в середине пятидесятых можно было купить даже «рамблер» цвета «красной осени». Я больше полугода изучал каталоги старых машин. Цвет «красная осень» был раньше очень популярен. Я это знаю. — Он пристально взглянул на Дженкинса, — и вы тоже это знаете. Разве нет?

Дженкинс не ответил; он продолжал смотреть на Эрни все тем же каменным взглядом, от которого Эрни было не по себе. Еще полгода назад он не выдержал бы его и сдался. Но теперь он скорее рассвирепел.

— Что вам нужно, мистер Дженкинс? Что вы имеете против меня? Почему вы прицепились к моей заднице?

Теперь Дженкинс улыбнулся.

— Что я имею против тебя? А что ты думаешь о перворазрядном убийстве?

— Я не понимаю почему…

— Ты многое понимаешь. Ты МНОГОЕ ПОНИМАЕШЬ! — заорал на него Дженкинс. Он швырнул сигарету на пол и наступил на нее. — Трое из парней, разбивших твою машину, мертвы. «Красная осень» обнаружена в обоих случаях. Это значит, что убийца управлял машиной, покрашенной в цвет «красная осень». Машиной, у которой по крайней мере капот и передние крылья были покрашены в «красную осень»! А ты сдвигаешь очки на нос и говоришь, что не понимаешь, о чем я говорю.

— Я был в Филадельфии, — спокойно сказал Эрни.

— Детка, — понизав голос, произнес Дженкинс, — вот это хуже всего. Вот это по-настоящему плохо пахнет.

— У меня сегодня еще много работы. Убирайтесь отсюда или арестовывайте меня.

— Пока что, — проговорил Дженкинс, — мне нужно поговорить с тобой.

— Я был на турнире! — почти простонал Эрни. — Я четыре года хожу в шахматный клуб!

— Ходил, — поправил его Дженкинс, и Эрни замер. — Да, я говорил с мистером Слоусоном. Он сказал, что первые три года ты не пропускал ни одного занятия, даже когда простужался или плохо себя чувствовал. Ты был надеждой клуба, Эрни. Но в этом году ты забросил шахматы и…

— Я был занят. У меня была машина… и девушка…

— Мистер Слоусон сказал, что очень удивился, увидев тебя на турнире. Он думал, что ты уже не появишься ни в клубе, ни на соревнованиях.

— Я же говорю…

— Да, ты говоришь. Но интерес к шахматам возник у тебя только на время поездки в Филли, — а затем снова пропал. По-моему, это очень плохо пахнет.

— Не вижу ничего дурного в краткой поездке на шахматный турнир.

— Увы, она выглядит, как заранее припасенное алиби.

Гул в его голове начал перерастать в тупую пульсирующую боль. Ему было не по себе — почему этот кареглазый полицейский обвиняет его в том, к чему он не имел никакого отношения? Ведь все было не так, совершенно не так! Он ничего не подозревал и не запасался никаким алиби. Он был удивлен не меньше, чем любой другой, когда из газеты узнал о случившемся. Еще бы ему не удивиться. Все это было так же странно, как его лунатическая паранойя, и