— Неполных четырнадцать, — с фальшивым спокойствием ответил Лебэй. — Год спустя в один зимний день он играл в хоккей, и паренек, которого звали Рэнди Фрогмортон, ударил клюшкой по голове Ролли. Ролли потерял сознание. Мы повезли его к врачу, и тот наложил ему не меньше дюжины швов на темени. Неделю спустя Рэнди Фрогмортон провалился под лед на пруду, где катался на коньках, и утонул. Правда, там стоял знак, указывающий на то, что в том месте был тонкий лед.
— Вы хотите сказать, что ваш брат убил всех этих людей? И намекаете на то, что он убил собственную дочь?
— Не то чтобы убил — так я никогда не думал. Она подавилась и умерла от удушья. Я только предполагаю, что он дал ей умереть.
— Вы говорили, что он переворачивал ее, пытался вызвать рвоту…
— Так говорил мне Ролли на похоронах, — сказал Джордж.
— Тогда почему…
— Позже мы с Марсией обсуждали это. Всего один раз, понимаешь? Ролли сказал мне: «Я взял ее за плечи и попытался вытрясти из горла кусок гамбургера, но он слишком глубоко застрял, Джордж». А вот Вероника сказала Марсии так: «Ролли поднял ее за ноги и попытался вытрясти из горла кусок гамбургера, но тот слишком глубоко застрял». Одну и ту же историю они рассказывали по-разному. И знаешь, о чем я подумал тогда?
— Нет.
— Я подумал о том, как Ролли залез в окно нашей спальни и прошептал: «Если ты расскажешь, Джордж, то я убью тебя».
— Но… почему. Зачем ему…
— Позже Вероника написала Марсии письмо, в котором намекала, что Ролли по-настоящему даже не пытался спасти их дочь. И что в самом конце он просто усадил ее обратно в машину. Вероника намекала на то, что он хотел… хотел, чтобы она умерла в машине.
Я не хотел говорить этого, но должен был сказать:
— Вы предполагаете, что ваш брат принес свою дочь в жертву? Что он совершал какой-то обряд человеческого жертвоприношения?
Последовало долгое, задумчивое, тягостное молчание.
— В обычном смысле слова — нет, — наконец проговорил Лебэй. — Так же нет, как я не предполагаю, что он сознательно убил ее. Если бы ты, Дэннис, знал моего брата, то ты понял бы, как нелепо подозревать его в колдовстве или в черной магии, или в договоре с демонами. Он не верил ни во что, кроме своих чувств… и, пожалуй, своих личных желаний. Я предполагаю, что действовал по какой-то… по какой-то интуиции… или по чьей-то чужой воле.
— А Вероника?
— Я не знаю, — сказал он. — В заключении полиции говорилось о самоубийстве, хотя она не оставила никакой предсмертной записки. Но у этой несчастной женщины было несколько друзей в городе, и, может быть, она о чем-нибудь намекала им, как намекала Марсии о смерти Риты. Такие мысли иногда приходят мне в голову. Конечно, странно, что она решила покончить с собой в машине. Она не имела ни малейшего представления о том, как устроены и работают автомобильные двигатели.
Я подумал о том, что он сказал, и о том, что оставил между строк. Интуиция, сказал он. Так неотступен в достижении своих простых целей. Допустим, Ролланд Лебэй все-таки понял, что, не сознавая того, снабдил свой «плимут» какой-то сверхъестественной силой? И предположим, что он только лишь ждал появления подходящего наследника… и вот..
— Я ответил на твои вопросы, Дэннис?
— Кажется, да, — медленно проговорил я.
— Что ты собираешься делать? — спросил он.
— Я думаю, вы знаете.
— Уничтожить машину?
— Попробую, — сказал я, а потом взглянул на костыли, лежавшие рядом.
— Ты можешь при этом уничтожить своего друга.
— Я могу спасти его, — сказал я. Джордж Лебэй спокойно произнес:
— Сомневаюсь, что это еще возможно.
46. Предательство
Он лежал в стороне от забрызганных кровью
обломков машины.
Я услышал: «Вы мне не поможете, сэр?»
Я поцеловал ее.
Ее руки обвились вокруг моей шеи. Она прильнула ко мне. У меня больше не было вопросов о том, что происходило с нами: и, когда она осторожно высвободилась из моих объятий, я увидел, что у нее также не было вопросов на этот счет.
Был полдень восемнадцатого января. Мы сидели в моем «дастере», что само по себе являлось для меня событием — впервые со времени травмы я мог управлять машиной.
Утром врач снял гипс с моей левой ноги и заменил его повязкой. До полного выздоровления оставался месяц. Я снова поцеловал Ли.
— Дэннис, — чуть погодя пробормотала она. — Нам нужно поговорить.
— Нет, давай еще.
— Сначала поговорим. Остальное потом.
— Опять он?
Она кивнула.
С тех пор как две недели назад начались занятия в школе, Эрни изо всех сил старался возобновить отношения с Ли — с настойчивостью, которая пугала и меня, и ее. Я рассказал ей о телефонном разговоре с Джорджем Лебэем (но умолчал о кошмарном возвращении домой в новогоднюю ночь), и она стала по возможности избегать Эрни. Ее отказы приводили его в ярость, а когда он на кого-нибудь злился, то с кем-то случались неприятные вещи.
— Что он предлагал сегодня? — спросил я.