Кристина больше не придет

Но за прошедшие две недели общалась я в основном с газетчиками, вернее, они общались со мной. Дмитрию Шатрову я тоже изредка звонила, но он разговаривал довольно сухо, и каждый раз обещал перезвонить, как только появится хоть какая-то ясность. Но никогда не перезванивал.

Мне надо было писать курсовую, надо было срочно искать подработку, чтобы уже в одиночку оплачивать квартиру – мама присылала мне немного денег, но их хватало на питание и на коммуналку. Квартиру в основном оплачивала Олеся. Теперь надо было привыкать полагаться только на себя. А я лишь бесцельно бродила по промокшему городу и глазела на плакаты пропавших девушек.

Мать Олеси тоже приезжала в наш городок, долго рыдала у меня на груди, рвалась в полицию, но там ее вежливо бортанули – мол, дело на контроле, ищем, сбиваясь с ног, если что, сразу сообщим.

Ночью я наконец увидела Олесю. Она сидела на высоком деревянном стуле, примотанная к нему проволокой, и рыдала. Внезапно она запрокинула голову и тоненьким голоском проскулила:

– Лариса, спаси меня, он отпилит мне ногу! Кому я нужна буду без ноги, я буду уродиной! Спаси меня, времени почти не осталось!

Откуда-то сбоку к ее правой ноге проскользнула здоровенная мужская рука, прочно обхватила пальцами лодыжку, крепко сжала, и оттуда фонтаном брызнула кровь. Я проснулась от собственного крика.

Он отпилит ногу… Значило ли это, что подруга была еще жива, но ей грозила опасность? Она звала меня на помощь. Но прошло уже две недели, и никаких ее следов не обнаружено. Дмитрий Шатров сказал, что найти человека, позвонившего ей воскресным утром, так и не удалось. Звонок был сделан с телефонного номера почтенной замужней женщины, которая знать не знала никакой Олеси. Более того, она вместе со своим семейством и телефоном в тот день была в Москве, и вернулась домой поздно ночью, чему нашлось масса подтверждений. Похоже, у звонившего была какая-то хитрая программа, которая подставляла любой произвольный номер вместо настоящего. Такой программой часто пользовались мошенники, представляющиеся колл-центром Сбербанка, а вот теперь воспользовался некий Олег, если, конечно, это было его настоящее имя.

Я пыталась восстановить в памяти его лицо, но и оно расплывалось, ускользая. Что же делать? А если сон вещий? То есть я не суеверная… но вдруг подруга в таком отчаянии, что силой мысли зовет на помощь?

Я вскочила и, полностью забыв про универ, наскоро оделась и выбежала на улицу, слабо понимая, куда бегу. В лицо ударил порыв ледяного ветра, и от испуга я чуть не заорала. Нет, так нельзя, если я не возьму себя в руки, скоро меня отвезут в психушку, и помочь подруге будет уже некому.

Я остановилась и подставила ветру лицо. Ледяное покалывание слегка отрезвило, и я решила, что пойду в полицию. В конце концов, Дмитрий – просто мальчишка на побегушках. А мне нужно поговорить с его начальством. Не может быть, что поиски никак нельзя ускорить.

Я шла по улице, все ускоряя шаг, как вдруг на глаза мне попалась режущая глаз красная вывеска над невзрачным подвальчиком: “Поиск без вести пропавших”. Не веря себе, я подошла к проржавевшей железной двери. Что это за контора? Почему я не видела ее раньше?

Спустившись на пару ступенек вниз, я неловко подергала кованую ручку. Почему-то я была уверена, что дверь заперта, но внезапно она открылась, обнаружив узкий ступенчатый спуск. Не раздумывая больше я, как девочка Элли, пошла вперед по ступенькам из красного кирпича.

Глава 4

Я стояла возле открытой двери в крошечное помещение, больше всего напоминавшее пыльную кладовку. Пыль словно стояла в воздухе, гася и без того неяркий свет матовой люстры-шара, свисающего с низкого потолка. Вся меблировка помещения состояла из старого письменного стола, высокого кожаного компьютерного стула на крутящейся ножке, белого пластикового стула напротив и небольшого зеленого диванчика сбоку. Но даже этой скудной мебели было слишком много, казалось, что свободного места на полу просто не остается, и просочиться внутрь сможет разве что чья-то тень. Я сделала шаг вперед, и мне почудилось, что сзади с шумом захлопнулась старая дверь. Но обернуться я не успела.

От низкого окошка, полузакрытого темной занавеской, отошел высокий брюнет в темном костюме-двойке и узком темном галстуке, оттеняющем белоснежную рубашку. Его элегантность даже при тусклом пыльном свете буквально била в глаза. Прямо актер, невольно восхитилась я, и одет так стильно, словно для выхода в театр, а то и Оперу. Причем не факт, что в партер – скорее, на сцену. Что он тут делает, в крошечном подвальчике?

Брюнет, казалось, тоже удивился моему появлению. Он слегка помедлил, затем сел на высокий стул и вежливо спросил:

– Девушка, что-то случилось? Я весь внимание!

– У вас… вы ищете пропавших? Но я раньше не видела вашей вывески.

– А ее и не было еще вчера, – спокойно пояснил брюнет и кивнул на белый стул. – Вы садитесь, а то мне прямо неудобно.