Справедливости ради надо сказать, что мне не приходилось до сих пор иметь дело с призраками. Они, наверное, могут менять свой вес, как им заблагорассудится. В какой-то одной умной книге я прочитал, в чем же заключается основное отличие человека от ангела или черта. Люди живут в рамках своего представления о мире. Огонь горячий, значит, обжигаем руки. Стена твердая – через нее пройти нельзя. И так далее, это в нас заложено генетически. У обитателей потустороннего мира границы представления отсутствуют, и поэтому они могут все. Летать, например. Или гипнотизировать людей, как эта девчонка. Я только услышу ее шелестящий вкрадчивый голос, так сразу становлюсь другим. И этот
Кроме того, эти стоны. Заунывные, протяжные, они идут по всему дому. Причем эти-то звуки слышат все: Сашка с Женькой, Марина, наш директор…
Вот снова колыхнулся воздух в комнате: значит, сейчас появится. Жду ЕЕ с обреченностью.
«Ксения не умерла, она ждет нас», – внезапно прозвучало в голове. Темнота начала сгущаться, белеть и сворачиваться в кокон. Затем кокон рассыпался, и возникла ОНА.
Я послушно встаю с кровати, мы идем по коридору, беззвучно, как тени. Нарочно топаю, но пол словно глотает звук шагов. Зато слух обострился необычайно, да и обоняние тоже. Я слышу, как ворочается Марина, и по запаху определяю, что у нее начались месячные. Влажная плесень, табак, старая шерсть, пыль, вчерашняя еда – все врывается в меня удушливыми волнами. Невидимая сила ведет меня за призраком, я ничего не могу с этим поделать.
Входная дверь сама распахивается перед нами. Из-за угла дома появляется огромный волк. Залитый лунным светом, хищник, прижав уши, делает в нашу сторону несколько прыжков, потом останавливается и замирает. Засов калитки с тихим скрежетом едет в сторону, и она выпускает нас за пределы «Алексеевского хутора».
По обе стороны от безлюдной дороги стоят покосившиеся черные избы. Полосатые облака затянули луну, ветер начал бросать в лицо мелкие снежные иглы. Обращаю внимание, что на девочку снег не садится, а как бы обтекает ее со всех сторон. Она сворачивает к одному из домов, и я, как на поводке, следую за ней. Грязные и пыльные окна мерцают красноватым светом. Ноги цепенеют, я еле передвигаю их, но иду. Низенькая дверь открывается сама.
В комнате, спиной к нам, перед зеркалом сидит женщина. По одежде определяю, что это Петрова. Она медленно поворачивается к нам, я пытаюсь проглотить комок тягучей слюны и не могу. Горло у Ксении разорвано и покрыто черной коркой засохшей крови. Ее синие губы шевелятся, но слов не слышно. Потом наш бухгалтер начинает копошиться у себя в ране и двумя руками соединяет разорванный белый хрящ. Меня сотрясает приступ сухой рвоты. По комнате плывет низкий свистящий голос:
– Спасибо, Макс, что пришел.
Обшарпанная комната начинает медленно кружиться, и я почти теряю сознание, но знакомое ледяное прикосновение мигом отрезвляет. Вновь все мои чувства многократно усиливаются. От Ксении пахнет, как от старой слежавшейся тряпки, вынутой из сундука.
Девчонка опять делается маленькой, подходит к Ксении, гладит ее по голове и поворачивается ко мне:
– Как?! – вырывается у меня.
Наборная рукоятка ножа холодит руку. Я подхожу к Ксении, ее немигающие закатившиеся глаза вдруг оживают и смотрят на меня цепким взглядом. Моя рука медленно опускается.
–
Она забирает у меня нож и всаживает его Ксении в живот по самую рукоятку. Раздается булькающий звук. Петрова продолжает сидеть за столом как ни в чем не бывало.
– Ты же говорила, что она живая! – кричу я.