Критическая масса

– Мо-ожет… – Мавра медленно повела круглым плечом. – Вон, смотри, Васятка Алёнин чуть продышался… У меня и самой один заклёкнулся. Не в канаве правда – в Москве-реке… На ту излучину, что под холмом нашим, с холопчиками17 побёг, а я недоглядела… Да и сама молода была – двадесять18лет той весной миновало. Вт'oрый он был у меня, да остальные шестеро на то лето уж померли, а этот в отроки вышел19, уже уставомписал20… Ни глотошная21 его не взяла, ни трясца22… Думала, хоть этого женю, а тут… Как принесли его с реки без дыхания, я сама три дня аки мертва, пролежала: я в то лето ведь не брюхатела – мой совсем уж лазить на меня перестал. Оно и понятно: когда нас венчали, ему за четыредесять23 далеченько перевалило, а я ему двунадесятной24 досталась. У нас ведь как? Невеста родится – жених на конь садится25… А у моего уж и внуки были… Но ничего, потом прокинулась26 – а куда деваться: на рать сена не накосишься, на смерть робят не нарожаешься27… Так что и ты к своему не очень-то прикипай, сама знаешь: десятерых родишь – одного женишь. Редко, когда двух… Мишутка-то твой у тебя который, соседушка?

– Тоже только вт'oрый, потому и хоронить не обвыкла, – отбросив ладонью волосы и так замерев, тихо отозвалась Маша. – Марфинька, старш'aя-то, на третьем году сырным заговеньем28 преставилась от лихоманки… Так я тогда с печали едва ума не отбыла. А если и с Мишуткой что – так мне и вовсе свету больше не взвидеть: других-то не родить уж: стара… Тридесятьи семь29 по осени сравняется – да и откуда? Муж и раньше-то не охоч был до игрищ тех со мной – всё приговаривал: кабы вы, детушки, часто сеялись, да редко всходили30… Ртов, вишь ты, плодить не хотел, по девкам блудным шастал… А как видел, что я брюхата – так и по пелькам31 меня, аспид, и по чреву, и под гузно32– пока дитя само не вывержется… Когда – зарод, а когда и образ… Сам всех в выгребную яму вынес… Ничего, – говорил, – за то поп епитимьи не наложит33… Насилу жива осталась… – Мария увидела, что, устав от прыжков и воды, но так и не выявив победителя, Мишутка с Васяткой уже мирно сидят на двух перевернутых горшках посреди двора, и каждый бойко жует свою половину коврижки – и расслабилась, отпустила руку: – Так ты, значит, соседка, потому своей волей к другому мужу ушла, что еще деток родить хотела?

Мавра покачала головой: