Критическая метаморфоза

Закивав и практически не потратив ни мгновения на раздумывания, только лишь опять взглянув на труп, ответил: — Ничего, просто я опять убил человека.

Тяжело было назвать этот день сумбурным. Точнее тот день, сейчас уже утро. Шесть часов, на улице светло и холодно. Настолько грязно и мерзко, Дэриэл не чувствовал себя ещё никогда. «Грязь», заключалась в том, что после всего сделанного, ему было трудно представить себя в дальнейшем, в том же самом жизненном потоке. Между людей, которым нельзя будет это рассказать. Нужно будет как-то по-другому контактировать, чтобы добиться от них той же искренности, уважения или сострадания.

А второе это Джына. Вовлёкши её в невероятные проблемы и свой личный водоворот криминала, он не хотел себе это прощать. Особенно то, как они убегали с её дома. Тело убитой не трогали, бежали не оглядываясь. Дэриэл рассуждал об этом, пока ожидал её на остановке. Джына отошла в туалет, параллельно предупредив свою семью, что едет домой.

Они стояли у границы с Дъеврессом, ожидая своей очереди на автобус для выезда. Бежать на родину к Джыне — это был единственный вариант. Уповая на натянутые и фактически враждующие отношения между столицами, операясь на игнорирование просьб о выдаче разыскивающихся из Вдалога, Дъеврессом.

Джына вернулась и робко подошла к нему: — Что думаешь? — тишина.

— Почему молчишь? Скажи что-нибудь…

Дэриэл засмотрелся в асфальт, ему было тяжело смотреть ей в глаза. Погладив себя по щеке и обнаружив трёхдневную щетину, он «выдавил»: — Меня будут искать. Возможно поймают, где бы мы не находились.

— А что-то позитивное можешь сказать? — Джына Комаренко поджала губы.

Дэриэл думал-думал, поднял на неё глаза: — Могу. Я буду рад, даже такие тяжелые и плохие моменты жизни, разделись вместе с тобой, — и обнял её.

— Интерлюдия 4

«Никогда не писал подобное, но теперь стану. Чтобы хоть как-то…

Сводки по столице за неделю: смертей в автокатастрофе — 15; смертей домашнего насилия — детской/взрослой, 32/12; смертей по неосторожности — 21; уличных смертей — 55; смертей политиков — 29; смертей журналистов –23; самоубийств — 30; смертей предпринимателей: 10. смертей на мосту «Ливатор» (самоубийств) — 35;

Уголовных дел, заведённых после этих происшествий: 23.

Уголовных дел, заведённых на людей, не согласных с властью, которые участвуют или брали участь в митингах, массовых/одиночных пикетах: дохуя.

Не знаю зачем, но сначала я решил сохранить шаблон и даже начал подгонять статистику, но потом понял, что это всё тупая трата времени.

Насчет «дохуя», решил использовать слово, после того, как мне стало дурно, от подсчёта реальных цифр. После третий сотни, у меня уже не было сил копаться дальше. В голове, в самом осадке лежали лишь несколько слов, ну, а я выбрал из них самое подходящее.

За прошлый день мне прислали на почту, больше трёх ста случаев и историй, которые можно было бы здесь рассказать. Я их все прочитал, но ни одного не впишу. Надоело.

Дело в том, что не обязательно знать подноготную республики, чтобы понять в чём наша проблема. Не обязательно читать эти статьи и давать, чтобы их читали другие, в надежде, что всё изменятся к лучшему, из-за того, что они не захотят быть, как эти герои в трагических жизненных ситуациях. Потому как проблема не только в идиотах, которые всё это делают. А ещё и в ублюдках, которые дают указы и контролируют тех исполнительных мразей. И вот те гниды, которые выше, не будут ничего менять. Ведь зачем? Они же к этом и привели.

Я, наверное, должен написать конечную мораль»

Элай Лугорськый откинул лист бумаги, на котором писал. Время от времени, он использовал и бумагу. В ту же сторону, он отложил ещё два листа. На нижнем, с под другого была видна последняя фраза: «…просто хочу написать, что если власть позволяет твориться всему тому, о чём я здесь пишу, то пусть не удивляются, как ей на это отвечают её граждане…».

Это были его заготовки для новой статьи. Написать, которую он должен был сегодня. Но последнее сообщение от Дэриэла, получившее буквально пол часа назад, не дало ему это сделать.

В сообщении шла речь о том, что он натворил много противозаконных действий, которые для себя он не оправдывает. Пишет, что не может больше это терпеть, что хотел бы попрощаться лично, но не хочет кого-либо подставлять. Поблагодарил и пожелал удачи. В конце добавив лишь: «На счёт Элиса… надеюсь я всё решил…».

Изначально подготавливая материал, Элай даже подумать не мог, что история его друга вполне может совпасть с ситуациями, которые он хотел использовать в написании.